Не верю! (СИ)

— Ничего, — тихо отозвалась Ася и подумала: «Ничего, кроме гордости. Но и той у меня — спасибо Варламову — почти не осталось».

11

— Привет, Ася, — Алена Сергеевна курила у крыльца студии, с интересом рассматривая гостью. Ей было хорошо за сорок, худощавая, с длинными светлыми волосами, она не признавала никакой одежды, кроме джинсов и длинных свитеров. Несмотря на полное отсутствие косметики, выглядела она шикарно. Её будто окружала аура силы, власти, уверенности — более харизматичного режиссера девушка в жизни не встречала. По слухам, на репетициях она была суровой и виртуозно крыла актеров трехэтажным матом, если они лажали. Но и хвалить умела так, что за спиной вырастали крылья.

— Вы меня помните? — заикающимся и каким-то даже блеющим голосом спросила Ася, которая так нервничала, что готова была провалиться в ближайшую дыру в асфальте.

— Как видишь. Что пришла?

— Возьмите меня.

— А зачем ты мне? — выдохнула дым Алена Сергеевна, продолжая внимательно смотреть на девушку. — Актеров в основной труппе у меня хватает, для студии ты слишком взрослая. Двадцать два, да?

— Двадцать пять, — врать не было смысла.

— Ну вот видишь, — с сожалением развела она руками. — А что в своем театре не играется?

— Это хрень какая-то, а не театр. Как будто сами не знаете, — Ася вдруг перестала трястись, ведь самое страшное уже произошло. Ей отказали. Ну и ладно. Ну и прекрасно.

— Знаю. А что сразу после института ко мне не пришла?

— Боялась, — честно призналась Ася, — что не возьмете.

— А сейчас не боишься?

— Боюсь. Только хуже, чем сейчас, всё равно уже не будет.

Алена Сергеевна молчала и изучающе смотрела на Асю. У неё явно что-то произошло. Но для актрисы надрыв внутри — это даже хорошо; острее и эмоциональнее играть будет.

— Ася, если ты очень хочешь, ты можешь ходить к нам на репетиции.

— Что? — пролепетала девушка, не веря своему счастью.

— Рано радуешься. Ролей пока давать не буду и в штат не беру. Можешь просто заниматься с нами, смотреть на работу и помогать. Пока так, потом посмотрим. Есть на что жить или ты совсем без денег?

— Я устроюсь куда-нибудь. В любом случае что-то придумаю.

— Тогда жду сегодня вечером в шесть часов, — усмехнулась Алена Сергеевна, — познакомлю тебя с ребятами.

— Спасибо, — Ася хотела броситься к режиссеру и обнять её, но застеснялась. — Вы даже не представляете, как для меня это сейчас важно.

— Представляю, — просто сказала женщина. — До вечера.

И, бросив окурок в урну, скрылась в дверях театра.

Когда принято решение, то все становится гораздо проще. Можно не думать, не переживать, а просто делать. Уволиться из театра, выдержать скандал с родителями, устроиться в детский центр педагогом по театру, а два раза в неделю подрабатывать официанткой в баре. И все для того, чтобы каждый день приходить в театр и испытывать давно забытое чувство счастья от того, что ты занимаешься любимым делом. Ну… или хотя бы смотришь на любимое дело со стороны.

Ася была в театре Сомовой на странном положении. С одной стороны, ей был открыт доступ на все репетиции и на все спектакли, с другой — она не играла. Совсем. Алена Сергеевна позволяла Асе участвовать в тренингах по сценической речи, хореографии, актерскому мастерству. Но как только дело доходило до работы с пьесой, Ася усаживалась на стул возле Алены Сергеевны и становилась безмолвным наблюдателем.

Ребята в театре быстро привыкли к тому, что рядом есть ничем не занятый человек и постоянно нагружали её просьбами: погладить костюм, принести реквизит, зашить прореху на платье, проверить выученный текст. Ася не отказывалась, понимая, что из таких нетворческих мелочей складывается жизнь их независимого театра, где нет реквизиторов, костюмеров и гримеров, где ведущий актер сам после спектакля стирает свой костюм, а ведущая актриса без проблем засучит рукава и перемоет гору посуды после вчерашних посиделок. Не то чтобы девушка была от этого в восторге, но таковы были правила игры в этом странном театре. Зато все это с лихвой перекрывалось той до мурашек настоящей творческой жизнью, которая кипела на репетициях и спектаклях. В Томском драматическом режиссеры сами решали, что ставить, заранее распределяли роли, а потом просто командовали, кому куда встать и что делать. Это было скучно, неинтересно и… безжизненно.

У Сомовой же актеры и режиссер творили вместе, были заодно. Конечно, на первый взгляд, в коллективе царил беспредел: пьесу для будущего спектакля выбирали, споря и ругаясь, всем театром, на роли устраивались пробы и любой мог предложить свою кандидатуру, а прежде чем спектакль обрастал четкими мизансценами, актерам давалась свобода придумывать: они делали этюды, предлагали свои решения — иногда дикие и безумные! — но из всего этого сумбурного материала в какой-то момент вдруг выкристаллизовывался Спектакль. Живой, искренний, трогающий зрителей. И ради этого волшебства можно было смириться со многим.