Важный фактор в условиях отсутствия демократических традиций и гражданского общества, партий и плюрализма – политическая воля правящего режима и политической оппозиции, которые формируют общественное мнение. В провале демократического вектора развития вина лежит не только на правящем классе, но и на оппозиции, которая мало чем отличалась от своих оппонентов. К сожалению, в Центральной Азии и большинстве стран СНГ политика оценивается как борьба, цель которой – уничтожение противника. Модель, унаследованная из прошлого, заключается в краткой формуле: «Горе побежденным!» А в такой борьбе все средства хороши. Политическая борьба как соперничество на основе конституции все еще далека от Центральной Азии, как от правящих кругов, так и от оппозиции.
Можно согласиться, в основном, с Б. Ю. Кагарлицким, который писал, что «ни одна массовая общественная группа в России (СССР) 80-90-х годов не смогла выработать собственной идеологии и видения перемен, альтернативных тем, что предлагали те или иные круги номенклатуры. Это объясняет и поразительную легкость, с которой "социализм с человеческим лицом" можно было поменять на "свободный капитализм", лозунг "Вся власть Советам" – на "сильную исполнительную власть" и "десоветизацию", не теряя управления процессом. Большинство населения покорно шло в фарватере реформаторов точно так же, как оно привыкло подчиняться любой иной власти».[94]
Фактически вся политическая борьба свелась к противоборству элит, время от времени пытавшихся привлечь массы к решению собственных задач. А поскольку к низам за поддержкой обращалась слабейшая сторона, в любых столкновениях элит массам отводилась роль жертв.
О такой ситуации можно говорить применительно ко всем странам Центральной Азии. Например, Бахадыр Мусаев пишет по поводу узбекской оппозиции следующее: «В новейшей политической истории страны репрессии против демократической светской оппозиции начинаются с октября 1989 года. Именно тогда создалась конфликтная ситуация в среде оппозиции, связанная с тем, что в движении "Бирлик", точнее в ее руководстве, создалась нездоровая обстановка. На наш взгляд, оппозиция и оппозиционность были совершенно незнакомыми явлениями в новейшей политической истории Узбекистана. В республике, думается, она (оппозиция) начинала только зарождаться. Нужно было время и терпение для работы, чтобы оппозиция стала развиваться, т. е. обозначаться структурально… Начиная с 1989 года и по сей день вместо терпеливой и долгой работы для дальнейшего структурирования и консолидации сил в среде оппозиции начались интриги, разборки и соперничество».[95]
Это частное мнение, которое может быть оспорено, но оно вполне применимо ко всей светской оппозиции стран Центральной Азии.Становление государств Центральной Азии происходило в условиях отсутствия гражданского общества. Орудием интеграции общества здесь были государственные структуры, а средством становились насильственные методы. Стабильность как несменяемость власти стала не только лозунгом государственных структур и правящих режимов, но и практикой деятельности, мерилом отношения к любым общественным и политическим явлениям. Все, что противоречило или даже ставило под сомнение провозглашаемую стабильность, должно было исчезнуть.
Отличительной чертой диктатуры в таких условиях является бесконечность политических процессов. Важен не результат, а процесс. И организация этого процесса имеет своей целью удержаться во власти. Процесс демократизации, по мнению правящих режимов, имеет множество стадий. Это утверждение не вызывало бы возражений, если бы на каждом этапе происходили позитивные изменения, если бы демократии становилось бы больше, законы совершенствовались, а права человека наполнялись реальным содержанием. Но все наоборот. Демократизация оказалась процессом, не меняющим ситуацию, поскольку реальная демократия означает возможность смены власти. А это, в понимании правящих групп, – нарушение стабильности. Развитие парламентаризма никогда не закончится формированием парламентской республики или созданием реального парламентаризма, поскольку это также означает смену власти или ее возможность, или, во всяком случае, ограничение существующей власти. И это также ведет к нарушению стабильности в понимании авторитарных режимов. В такой парадигме не могут существовать реально оппозиционные партии. Поэтому партийная система фактически сводится к существованию партии власти, которая практически одна представлена в парламенте. В свою очередь вся политическая деятельность «правящих партий» контролируется и направляется исполнительными органами власти.
Наличие других партий разрушает стабильность и порядок. Поэтому их просто нет или они рассматриваются как болезнетворные вирусы, разрушающие здоровый организм. Поскольку на дворе XXI век и без оппозиции нельзя, она создается самой властью для того, чтобы всегда проигрывать выборы. Порой доходит до курьезов, когда оппозиционные кандидаты предлагают голосовать за своих противников из стана провластных партий.