Я понятия не имею, что делать с таким потоком откровенности, он будто втекает в меня, формируя что-то непривычное, мне неведомое внутри. И оно крайне слабо поддается контролю.
— Стефан… — делаю я последнюю слабую попытку не дать случиться поцелую. — Отойди.
— Да брось, Звездочка. Я чертовски пьян, и это мое оправдание. А ты не мятный леденец, чтобы растаять, если я немножко тебя поцелую. Обещаю, тебе понравится.
Это-то и страшно, но больше я ничего не говорю. Не знаю, как у Стефана получается так виртуозно заговаривать мне зубы, но, когда он теперь тянется к моим губам, я больше не сопротивляюсь. Он снова отводит мою голову в сторону, но теперь немножко разворачивает вбок, и я сразу понимаю: так будет очень хорошо и полностью под его контролем. Совсем не так, как клевал меня Кристиан Истхолд, а до него я уж и вообще не помню, какими были поцелуи, — все, что было до отъезда Джеймса, теперь кажется детским, игрушечным, несерьезным. Первое движение губ получается медленным, тягучим, изучающим, будто проверкой на мое сопротивление. Его губы теплые, мягкие и немного шершавые, как будто обветренные, но мне даже это нравится. От глухого стона прямо мне в рот колени подкашиваются, и я опираюсь руками о гладкий металл за спиной. Стефан тянет меня выше, сильнее прогибая себе навстречу единственно правильным образом. И напор усиливается. Жадный поцелуй, голодный. Кажется, кто-то прогадал с тем, что я не мятный леденец. Я так и чувствую, как от каждого нового движения его языка у меня во рту в теле плавится по одной косточке. Живот стягивает отчетливой болью, и я невольно ерзаю между Стефаном и дверцей машины, стараясь хоть как-то уменьшить настойчивое желание сделать что-то такое, о чем обязательно пожалею.
— Шер, что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает Стефан, раздвигает мне бедра коленом и только после этого прижимается каменной эрекцией.
Я вздрагиваю, все тело покрывается крупными мурашками.
— Если бы я знала, что я делаю, то едва ли была бы здесь, — признаюсь я.
Это правда: я нахожусь в моменте невесомости, будто между сном и явью. Я сейчас определенно совсем не та Шерил Абрамс, которую боится университет. Ту Шерил никогда не прижимает к машине всем телом потрясающий, но совершенно пьяный парень. Он не запрокидывает ей голову, прикусывая подбородок, не спускается языком по ее шее вниз к декольте, не задирает рукой ее майку, не гладит большим пальцем ребра. И та Шерил уж точно не кричит от того, что пьяный парень прикусывает ее грудь прямо через одежду.
— Все, это все, — со стоном говорит Стефан, прижимаясь лбом к моей шее. Звучит так, будто это не для меня было сказано.
Но не могу сказать, что мне оно лишнее. В животе пульсирует напряжение. Я пытаюсь думать, не поддаваться. Хоть убей не понимаю, что на меня нашло. И как вообще выйти из этой ситуации с минимальными потерями.
21. Подружиться или поцеловаться
— Стой тут. Серьезно, не сходи с этого самого места! Я возьму ключи от машины и отвезу тебя домой. Потому что если я посажу тебя в такси, а утром ты куда-нибудь исчезнешь, отец точно исключит меня из университета.
Что я несу? Опомнившись, я шмыгаю в неприметную дверцу, поднимаюсь в комнату за кофтой и мобильным телефоном, а затем спускаюсь вниз, меняю обувь и подхватываю ключи от машины. Боже, с тех пор как Стефан появился в университете и в моей жизни, у меня все планы кувырком. Но когда возвращаюсь в гараж, вижу, как Фейрстах сидит около мотоцикла Джеймса и стирает пальцем пыль с хромированных труб. И тут в меня стреляет дежавю: он живой, безбашенный, легкомысленный, свободный от чужого мнения и временами веселый. Как же он похож на моего брата! И его пристрастие к мотоциклам только усиливает впечатление.
— Я просила не сходить с места.
— Красавец Джеймса?
— Поехали. — Я больше не хочу говорить с ним о брате.
Страшнее всего мне от мысли, что Стефан отключится прямо по пути и я не сумею вытащить его из машины и вернуться домой. Поэтому я продолжаю тормошить его разговорами. Впрочем, придумывать почти ничего не требуется.
— Прости за то, что я сказал тогда, Звездочка. Я повел себя как сволочь. Или как вы с девочками называете нас чаще всего? В общем, вот это — я. — Я очень стараюсь не улыбаться. И вообще не поворачиваться к нему, потому что прекрасно чувствую: он смотрит, не отрываясь. Но он пьяный, а у меня нет никакого оправдания. Мне абсолютно понятно, по какой такой причине этот бостонский мальчишка свел с ума всех наших калифорнийских девчонок. — Если мне паршиво, я делаю так, что паршиво становится всем. Идиотская привычка, из-за которой у меня мало друзей.
— Мне казалось, друзей у тебя хватает.