— Ах, то есть ты меня перевел на новое место службы лишь для разговора? — ехидно поинтересовалась я, сложив руки в замок.
— Хочешь честно? — отец хмыкнул. — Я кое-что проверял.
— Да ты что? — делано удивилась я, а в душе что-то умирало.
— Мне было интересно, как поступит твой новый кавалер, чем ответит на мой ход.
— Папа, это моя жизнь, а не какая-нибудь шахматная партия.
— Ну, прости, дочь, что забочусь о тебе так, как считаю нужным, пока все, что я ни делал, приносило хороший итог.
— Итог? — Я сжала колени и вцепилась в них пальцами, лишь бы оставаться как можно дольше спокойной. — Какой такой хороший итог? Да ты издеваешься надо мной все четыре месяца.
— А что, было бы лучше, если бы ты выскочила замуж за того недоумка?
— Рома не недоумок! — не сдержавшись, отчаянно выкрикнула.
— Да при чем тут твой Рома? — подавил меня отец своим командным голосом. — Я о Слесаренко. Хотя этот твой Калинин, хоть и молодец, не променял тебя на повышение, но, пока я не увижу от него нормальных мужских поступков, будет вам кукиш вместо ваших малолетних соплей.
— К-какое повышение? — Я почувствовала, как по щекам потекли слезы, да сколько можно-то. — Ты с ним разговаривал? Боже, какой позор, что он теперь подумает?
— Тебе не все равно? — приподняв бровь, поинтересовался отец, и я не сдержалась, выпалив на одном дыхании:
— Мне совсем не все равно, что думает обо мне и моих родителях мой муж!
Ворон Анатолий Макарович прикрыл глаза. А мне показалось, что мы вместе со всей квартирой попали в какую-то временную воронку: стояла бьющая по ушам глухая тишина, и ничего не происходило. Все стояло на месте, моя жизнь стояла на месте.
Отец открыл глаза и поймал мой взгляд. В этот момент за его спиной раздался бой часов, четыре мелодичных перезвона и три коротких удара.
Три часа дня.
Мы не прерывали все это время зрительного контакта, пытаясь понять, что же в голове у собеседника.
— Ты повзрослела, — подвел итог папа.
— Ты рад? — проглотив ком, мешающий дышать, с трудом произнесла я.
— Я не рад, но я доволен. В общем-то, я добился того, чего хотел, ты хотя бы теперь видишь разницу между нормальными мужиками и молокососами, жаждущими легкой наживы. Но как я могу быть рад тому, что моя девочка все же выросла? С этим я никогда не смирюсь.
— Отпусти меня обратно, — тихо произнесла, вкладывая в свою просьбу все отчаяние. Мне казалось, что я подобрала идеальный момент — момент его откровений, он должен был проникнуться.
— Пиши рапорт на перевод, раз уж и правда мужем обзавелась.
— Папа! — Я подскочила с места и, все же переступив через свою обиду, подошла к нему. — Пожалуйста, перестань быть таким. Ты делаешь мне больно. — Слезы опять потекли по лицу, а сердце сжималось в тисках отчаяния. — Знаешь, как мне было тяжело? Когда ты… когда ты тогда… — Я начала хлюпать носом и путать произносимые слова, уже ничего не видела, когда почувствовала, как отец притянул меня к себе и, крепко обняв, запустил ладонь в волосы.
— Ты с такой стрижкой еще больше похожа на свою мать, — с горечью выдавил он. — Наська, прости меня, я, скорее всего, был неправ. Правда, до сих пор не могу понять в чем. Я, — отец тяжело вздохнул, — я же не хотел тебя никуда отправлять, но к совету Марины прислушался, думал припугнуть тебя, а ты взяла и раньше времени уехала. И тогда уж разозлила — бросила меня, как твоя мать, и я… Черт, дочка, наверное, это и было неправильно — засунуть тебя в такую дыру. Но я договорился с одним сержантом, чтобы он мне все о тебе докладывал. Понял, что не все у тебя так уж и плохо, и успокоился.
— О чем ты говоришь? — дрожащим голосом спросила я. Не понимала, о чем он вообще. — Мне, чтобы стать похожей на маму, надо как минимум, я не знаю, пластическую операцию сделать, и разве…
— Настенька, — перебил меня отец, — Марина не твоя мать.
— Нет.
— Родная…
Я боялась поднять голову — нет, я не хотела смотреть ему в глаза, ведь там должна была быть правда.
Нет.
— Папа?
— Настя, прости, я бы никогда об этом тебе не сказал, но Арсений прижал меня к стенке.
— Так вот что он подслушал. — Я отстранилась и все же посмотрела на отца, в его глазах стояли слезы.
— Вы пошутили, да? — Я никогда не была близка с матерью, но не настолько же, чтобы в один момент её лишиться.
Как это не родная?
Как?
Как один из самых близких на свете людей вдруг может стать неродным? Такого же просто не бывает. А где же тогда родная? Что за бред?
— А кто… — Я сбилась и заревела в голос, слезы душили, и мне сейчас отчаяннее всего хотелось оказаться рядом с Ромой, он бы объяснил. Он бы все расставил по своим местам.
— Ее нет, — глухо произнес отец, — она умерла в ту же ночь, как тебя родила, врачебная ошибка и большая потеря крови, которую никто не заметил.
— Папа, мы же в двадцать первом веке живем, — закричала я, — сейчас никто не умирает от родов.
Я отбежала от отца и развела руки в стороны.
— Ты поэтому не хотел, чтобы я выходила замуж? Из-за такого бреда? Нет, ну пап… это же неправда все.
— Настя, дочь, поехали домой?