Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике

— А при чем тут Анна? — недоуменно спросила Элен. — Она видела меня в ресторане и, едва только услышав об убийстве, сразу же отправилась в полицию. Неопровержимое доказательство! К тому же, она слышала, как Бенкфорд с кем-то спорил на улице, и подумала, что со мной. — О, боже, Льюис! Неужели она смогла сделать это?! — Да, насчет мстительности она специалист, — невесело усмехнулся он. — Конечно, тут же нашлась еще целая куча свидетелей, из тех ребят, которым приятно, проснувшись, увидеть свою физиономию на страницах утренних газет. Все они в один голос уверяли, что именно со мной спорил Бенкфорд возле ресторана. Все обстоятельства этого дела свидетельствовали против меня. Но я-то не убивал его. Создавалось ощущение, что кто-то сознательно подставляет меня. Свидетели, доказательства, — все было таким гладким, что даже слепой почувствовал бы во всем этом фальшь. Элен нахмурилась: — Но кто-то же убил этого... Бенкфорда? Зачем? И кто украл эту скульптуру? — Знаешь, Элен, я не хочу больше говорить об этом. — Хорошо. Но чем все это кончилось? — Был суд, на котором я имел бледный вид, но в конце концов был признан невиновным с перевесом в один голос. Представляешь? Если бы не один-единственный парень, сказавший «против», я бы запросто мог угодить на электрический стул или схлопотать пожизненное. А убийцу Бенкфорда так и не нашли. — Боже мой, ты не представляешь, как я тебе сочувствую. Она подошла к нему, все еще стоящему возле окна и смотрящему на улицу, и обняла. Льюис повернулся и нежно и ласково поцеловал ее в губы. — Я надеюсь, что это не помешает нашим дальнейшим отношениям? — спросил он. — Ну что ты! Конечно, нет! Потом Льюис резко переменил тему разговора: — А ты не хочешь похвастаться тем, что успела написать за то время, пока меня здесь не было? Они поднялись в мастерскую, и Элен расставила несколько уже законченных холстов, пытаясь поймать правильное освещение. С особым трепетом она устанавливала портрет Жака. Ведь Льюис критик. Профессиональный критик. Что он скажет? Что? Какова будет его реакция? — Боюсь только, что сейчас ты ничего не увидишь. Если бы на улице было солнце, все это смотрелось бы совсем иначе. — Что ты оправдываешься? Я же специалист. И если вещь хорошая, я сразу это увижу. Освещение тут ни при чем. Он некоторое время расхаживал перед холстами, внимательно всматриваясь в них. Перед портретом он задержался подольше. Льюис то подходил ближе, то отступал в дальний угол мастерской и щурился, всматриваясь в дождливый полумрак. — Ну что же, недурно, — сказал он наконец. — Даже очень недурно. А этот портрет просто выше всяких похвал. Настоящий шедевр. Молодой Христос... хм, необычно. Подобного еще не было. С кого ты писала его? — С Жака? — А кто это? — Тот самый мальчуган, о котором я тебе говорила. — Любопытно, — Льюис, прищурясь, еще раз всмотрелся в портрет. — Он на самом деле такой, каким ты его нарисовала? — Да. — Любопытно, любопытно, любопытно. Хорошая фактура, да и ты постаралась. Помяни мое слово, критики будут рыдать от восторга и носить тебя на руках. Давно я не видел ничего подобного. Ты создала шедевр, девочка моя. — Перестань, Льюис. Ты заставляешь меня краснеть. Пойдем-ка лучше в комнату, я покажу тебе, как рисует Жак. Они вышли в гостиную. Элен достала из шкафа папку с рисунками мальчика и протянула Льюису. Тот открыл ее и стал перебирать наброски, внимательно рассматривая каждый. Затем он перешел к готовым работам паренька, подолгу изучая их. Элен видела: Льюис сильно заинтересован. Он то и дело хмыкал, качал головой, восхищенно пощелкивал пальцами. Девушка, глядя на него, не могла сдержать улыбки. Наконец, посмотрев последнюю работу Жака, Льюис сказал: — Да, я с тобой согласен. Несомненно, мальчик очень талантлив. И если я хоть что-нибудь смыслю в живописи, со временем из этого ребенка может, действительно, получиться великолепный художник. Но с ним придется еще много работать, — он кивнул на папку. — Это здорово, талантливо, но не шедевры. Ты сама это знаешь, правда? — Да, — ответила девушка. — Я так и думал. Работать, работать и работать. Причем постоянно, а не два месяца в году, когда ты приезжаешь сюда. Они присели в кресла и, коротая время, принялись обсуждать наброски мальчика, причем Льюис занимался этим с большим энтузиазмом, делая точные и ценные замечания. — Знаешь, приятно обсуждать талантливые работы, — сказал он Элен. — А этот мальчишка — настоящий талант. От современной живописи мне делается скучно. Все эти новомодные «художники» не стоят даже ногтя этого мальчугана. Когда-нибудь он дорастет до твоего уровня и станет твоим конкурентом номер один. Помяни мое слово. Вскоре прибежал Жак. Он ураганом ворвался в комнату и тут же застыл на пороге. — Здравствуйте, мадемуазель. Здравствуйте, мсье. — Привет, Жак, познакомься. Это Льюис. Это о нем я тебе говорила несколько дней назад. Мальчик, довольно угрюмо и настороженно, принялся разглядывать мужчину, ничего не говоря при этом. Элен вдруг подумала о том, что никак не приходило ей в голову до этой секунды. Жак ревнует ее к Льюису! По-настоящему. Серьезно. Разумеется, он ни на что не рассчитывал, однако с появлением «соперника» терял то время, которое девушка отводила ему. — Значит, теперь вы уже не сможете заниматься со мной? — угрюмо спросил Жак, в упор глядя на Элен. — Ну, почему же. Этот человек — мой коллега. Кстати, я показала Льюису твои работы. Льюис, повтори Жаку то, что ты говорил мне о его работах. Давай. — Я хотел похвалить тебя. Ты, безусловно, талантливый парень и очень хорошо рисуешь. Если будешь работать, станешь стоящим художником. Но работать нужно очень и очень много. — Так я же и не отказываюсь. Только, боюсь, теперь из-за вас у меня возникнут проблемы. Думаю, мадемуазель Элена уже не сможет уделять мне... столько времени, сколько раньше. Элен рассмеялась: — Не переживай, не будет никаких проблем. Они решили немного перекусить на свежем воздухе, а потом отправиться на велосипедах куда-нибудь на природу и немного поработать. Льюис вынес во двор столик и три плетеных кресла. Благо, дождь уже закончился. Элен быстро собрала на стол все, что нашлось у нее в холодильнике, соорудила несколько поражающих размерами сэндвичей, заварила чай, достала несколько банок кока-колы. И они, радуясь теплой погоде и наслаждаясь обществом друг друга, великолепно поели. А потом, прихватив с собой принадлежности для рисования, сели на велосипеды и отправились на их с Жаком сокровенную поляну. Там Элен, приготовив мольберт и все остальное, принялась работать. А Жак и Льюис прогуливались по лужайке, и мальчуган с совершенно потрясающей серьезностью выспрашивал собеседника о том, как можно поступить в академию, в какую сумму может обойтись обучение и какие преподаватели самые лучшие. Элен, вполглаза наблюдая за ними, любовалась этим гармоничным общением. Льюис и Жак практически сразу подружились. Льюис держался с мальчиком на равных. Очень серьезно разговаривал с ним и с такой же серьезностью отвечал на его, порой довольно наивные и чересчур детские даже для такого мальчишки, вопросы. А когда пришла пора возвращаться домой, настроение Жака заметно испортилось. Элен и раньше обращала внимание на то, что мальчик резко меняется, когда нужно возвращаться домой. И не раз она задавалась мыслью о том, что ребенку, наверное, не очень-то хорошо живется у чужих людей, иначе он не расстраивался бы так. Жак вообще никогда особенно подробно не рассказывал ей о своих отношениях со своими опекунами, и у Элен уже давно зрело желание сходить к ним, поговорить о мальчике, просто познакомиться. Они въехали в деревню, когда уже начало смеркаться. Сначала проводили Жака, а потом уже отправились к себе. Оба были ужасно голодны после почти целого дня, проведенного на свежем воздухе. Войдя во двор, Льюис отправился в сарай поставить велосипеды, а Элен пошла готовить ужин. Она пожарила замечательного цыпленка в густом душистом соусе, почистила картошку и поставила ее на огонь. Потом накрыла стол белоснежной хрустящей скатертью и положила серебряные приборы. Довольная тем, как все получилось, Элен разлила по стаканам вино и присела рядом с Льюисом, который снова принялся рассматривать рисунки Жака. Он поднял голову, поблагодарив ее за вино. — Знаешь, — сказал он, не отрывая взгляда от рисунков, — чем дольше я смотрю на них, тем больше убеждаюсь, что у этого паренька большой талант. Он отлично фиксирует движение. Этот платан просто великолепен. Правда. Мне даже кажется, что я чувствую, как ветер колышет его листья. Прекрасная работа. — Мне тоже так кажется, и я уже хочу попробовать дать ему более серьезную работу. — Да, у мальчика просто потрясающее ощущение цвета. Ты отлично позанималась с ним, но дальше будет еще лучше. Увидишь. Он великолепный пейзажист. — Дело здесь не только во мне. Жак очень хочет рисовать и очень старается. — Я вижу, — ответил Льюис. — Мне кажется, его нужно обучать более серьезно. Домашние занятия, тем более нерегулярные, больших результатов не дадут. — Я уже думала об этом и как раз хотела сходить к людям, у которых он живет. Если они не будут возражать, я, пожалуй, рискну взять на себя ответственность, забрать мальчика с собой и устроить его в какую-нибудь художественную школу. — Ну что ж... — кивнул Льюис. — Уверен, так будет лучше, в первую очередь для Жака. Так что, можешь располагать мною, если понадобится помощь. — Спасибо, Льюис. Ты — прекрасный человек. Ужин удался на славу. Они много разговаривали и постоянно смеялись. В какой-то момент Элен вдруг подумала о том, что, вероятно, впервые она была в Сен-Беа такой счастливой. Льюис пока ни разу не заговорил о том, что ему нужно уезжать. Но Элен прекрасно понимала неизбежность его отъезда. Это было единственное, что омрачало вечер. Стремясь прогнать грустные мысли, она много шутила и смеялась, хотя в смехе этом ощущалась нотка некоторой натянутости. После ужина Льюис отправился мыть посуду, а Элен сварила кофе. Они вышли на террасу и еще долго сидели, глядя на мерцающие золотые крупинки далеких звезд. А вокруг стояла тиши- на, И лишь стрекотали кузнечики, да иногда ветер шелестел в верхушках деревьев. Они долго молчали, И девушка даже вздрогнула, когда Льюис вдруг произнес: — Элен, ты для меня дороже всего на свете. — Ты тоже нужен Мне, дорогой. Я знаю, как, наверное, непросто со мной, но я люблю тебя. К сожалению, кроме своей любви я ничего не могу предложить тебе. — А больше мне ничего и не нужно, — ответил он и подтвердил свои слова жарким поцелуем.