И тошнит все сильнее, до холодного пота и звона в ушах. С трудом на ногах стою. Тут и размер костюма вспомнился, и виски…Холодно мне и очень страшно. По коже расползлись мурашки, и пальцы мелко дрожат. Правда, оказывается, может пугать намного сильнее лжи. А я была обязана услышать правду.
Схватила сумочку и, шатаясь, вышла из кабинета, потом вниз по ступенькам, как пьяная. Поймала такси и сказала, не узнавая свой голос:
– Мне на Свердлова пятьдесят пять дробь два.
– Запрыгивайте. Вмиг домчу. Это недалеко.
*****
– Скажите, пожалуйста, у вас учился Орлов Сергей Николаевич? В ***году?
Женщина подняла голову от большой общей тетради и поправила указательным пальцем очки. У нее было неприятное лицо с рыбьими глазами, тонкими губами и носом картошкой, на кончике которого свисала небольшая серая родинка. Если смыть косметику и разлохматить ее аккуратно причесанные сиреневые волосы, будет настоящая Баба Яга. На табличке на столе написано «Нелля Осиповна Кузнецова. Администратор».
Пока я попала к ней, пришлось обойти все училище и опросить преподавателей, которые весьма неохотно вообще обсуждали со мной вопрос о парне, выпустившемся отсюда более десяти лет назад. Да и преподавателей, которые тогда еще были здесь, теперь практически и не найти. Помогла секретарь ректора. Немолодая, но очень шустрая, юркая, маленького роста с каштановой гулькой на макушке, она вихрем носилась по кабинету и что-то искала, пока я мялась возле двери.
– А вы в отдел кадров к администратору загляните. Она здесь уже больше двадцати лет работает. Все вам расскажет. И память у нее феноменальная. Всех помнит. Даже по именам. Не удивлюсь, если она имена домашних питомцев соседей учеников запомнила.
Только со мной Нелля Осиповна ничего вспоминать не хотела и смотрела на меня с явным раздражением. Я помешала ей пить чай и есть конфеты из большой бордовой коробки с яркой надписью «Ассорти». Она цепляла их коротенькими толстыми пальчиками и отправляла в узкий, накрашенный сиреневой помадой рот.
– Что ж я упомню всех, кто учился? Я вам не справочная. А вы не из полиции. У нас середина года, и у меня куча работы. Мне не до вас. Покиньте служебное помещение! Кто вас впустил?
Я растерялась от такой явной агрессии. Но уходить все равно никуда не собиралась. Если я здесь, если что-то меня сюда привело, значит, я не уйду, пока не узнаю все, что хотела.
– Посмотрите, пожалуйста, если не трудно? Буду вам очень благодарна. Просто безмерно…
И деньги положила под ее общую тетрадь. Она снова голову подняла и очки свои поправила, тщательнее всматриваясь в мое лицо. Уже с интересом и без раздражения. Деньги всегда меняют людей и их отношение к тебе. И не важно – присутствием или своим отсутствием. Когда-то я не умела вот так их давать, но мама научила, когда нужно было Тошку по врачам водить, а к специалистам очереди на месяцы вперед. В нашей стране, увы, по-другому ничего не решается. И в одних случаях это плохо, а в других… в других молишься Богу, чтобы было кому «дать», лишь бы получить необходимое. Всегда с ужасом думала о тех странах, где такое не работает, где очереди, и правда, ждут месяцами, где бюрократы боятся наказания, но качество и время работы у них точно такое же, где все лекарства продаются строго по рецепту, где у врача нельзя попросить справку для ребенка, если он пропустил садик просто потому, что ты безумно устала и два дня не могла содрать себя с постели в семь утра.
На самом деле это и ужасно, отвратительно, а с другой стороны все же какой-то, но выход из ситуации. Люди борются против коррупции, но продолжают пользоваться ее «благами». Это часть нашего менталитета. Как и привычка унести все, что плохо приколочено или лежит не на своем месте. Сергей когда-то подрабатывал на разных работах и часто приносил с работы то сахар, если разгружал машины, то упаковку полотенец, то еще что-то, и мы все к этому привыкли, и никто не считает это воровством, как и взять тапочки из отеля или шампуни, если отдыхаешь на курорте. Мне всегда это не нравилось, и я просила Сергея не таскать домой ворованное, а в одном из отелей на море мы с ним поругались, когда он спрятал шампуни и несколько полотенец в дорожную сумку. Мне было до безумия стыдно. «Ты что, КАтенок? Все так делают!». В том-то и весь ужас, что все так делают. Но ведь я не делала никогда, и полотенца эти потом маме отдала на дачу. Мне неприятно было ими пользоваться. Когда-то моя бабушка говорила, что если брать чужое, то своего никогда не будет. И тот, кто ворует, никогда не станет богат, потому что ворованное – не свое. И как пришло, так и уйдет. Мне всегда казалось, что бабушка всецело права.
И знаете, что меня сейчас сильно настораживало и не давало успокоиться – ЭТОТ Сергей не был на такое способен. Не был, и все. Я точно видела. Не представляю себе, как он уносит полотенце или прячет мыло. Мелочно как-то. Не про него совсем. Не про того, кто вернулся ко мне спустя семь лет.