Разумеется, любой специалист почерковед легко определит, что моя подпись подделана. И Тесс тоже, если на нее как следует надавить, признается, что к этим рецептам я не имею никакого отношения. Я знаю, Кирсти способна заставить своих дружков оговорить меня, но если они выступят против врача с безупречной репутацией, кто им поверит?
Нет. При всем при том адвокат противной стороны может заявить, что «на первый взгляд Оливия Сомерс кажется чуть не ангелом во плоти, но если копнуть поглубже, обнаружится, что в ее личной жизни, когда ей уже было за двадцать, есть весьма сомнительные эпизоды, включая период злоупотребления легкими наркотиками, что ставит под сомнение ее во всех отношениях положительный образ».
16
Робби я рожала трудно. За две недели до родов меня положили в больницу с диагнозом «преэкламзия». Резко подскочило давление, анализ мочи показал наличие протеи на. Я пролежала все две недели, пока врачи не решили, что пора применять стимуляцию. Когда начались роды, я согласилась на эпидуральную анестезию, только так можно было снизить давление.
— Но тогда я не смогу тужиться, — сказала я Лейле.
Мы с ней вместе ходили на курсы пренатальной медицины и возлагали большие надежды на естественные роды.
— Думаешь, мне очень хочется, чтобы моего ребенка тащили щипцами?
— Снизить давление гораздо важнее, неужели не понятно?
Да, с медицинской точки зрения она была права.
Роды шли медленно, плод вдруг стал проявлять признаки патологического состояния. Кончилось тем, что применили вращающиеся щипцы Килланда, голова ребенка повернулась, когда он был еще внутри, его протащили через родовые пути и извлекли на свет божий, металлическим инструментом вцепившись в его драгоценную крохотную головку. К этому времени из-за большой потери крови я успела упасть в обморок, а когда очнулась, увидела рядом Лейлу с Филом, он держал меня за правую руку, она за левую. У Лейлы на глазах блестели слезы.
— С ребенком все в порядке? — спросила я.
— Прекрасный мальчик, — сказал Фил и подкатил тележку поближе, чтобы я могла полюбоваться малышом. — Семь фунтов шесть унций, немного бледненький, но абсолютно здоровый.
— Можно мне его подержать?
— Конечно! — засмеялся Фил, а Лейла помогла мне сесть в кровати.
Закружилась голова, и понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, потом Фил положил мне на колени моего сыночка, поддерживая головку ладонью. На ребенке была больничная распашонка, похожая на хлопчатобумажное платьице с завязочками на спине, и крохотный подгузник, из которого торчали кривые ножки.
— Какой он большой, — удивилась я.
— Да, вырастет, будет высокий, — улыбнулась Лейла.
На миниатюрной, прекраснейшей на свете ножке болталась бирка с именем, но мне не было видно, что там написано, глаза застилало туманом, буквы расплывались. Руки, казалось, налились свинцом, но мне удалось подсунуть ладони под теплое тельце, и я поднесла малыша к груди. Фил убрал руку, и на черепе я увидела фиолетовый синяк, там, где головку сжимали щипцы. Зрелище невыносимое. Я заплакала, потрясенная мыслью, что моего маленького мальчика тащили в этот мир железными клещами. Я что-то бессвязно забормотала, кажется, про осложнения, возникающие при таких родах, про опасность внутричерепного кровотечения или трещин.
— С ним все хорошо, Лив, — успокоила меня Лейла. — Подумаешь, синячок… Ничего страшного.
— А он открывал глазки? Он хоть реагирует на внешние раздражения?
— Пытается, бедняжка. У него был нелегкий день.
Лейла с Филом сюсюкали над ним, а я все никак не могла успокоиться. Почему я не тужилась сильнее? Может, было бы лучше сделать кесарево? А что, если здоровью его нанесли непоправимый вред?
— Гемоглобин у тебя низкий, всего лишь восемьдесят два, — сказал Фил. — Дадут пару порций крови, и сразу станет лучше.
Когда мне в вену закачивали вторую порцию крови, температура за полчаса подскочила сразу на два градуса.
— Организм больше не принимает, — сказала сестра. — Придется переливание прекратить. Пару недель попринимаете пилюли с железом — и будете как огурчик.
Через шесть дней я покинула больницу с таким чувством, будто все это время меня мотало по морям и океанам, брошенную и покинутую всеми на произвол судьбы. Филу больше не давали отгулов, а Лейла с Арчи переехали в другую часть города. Тогда у нее еще не было машины, к тому же она была на позднем сроке, а беременной ездить на автобусе не так-то просто. Машины не было и у меня, и квартира на третьем этаже. Еще во время беременности у меня возникли проблемы с крестцовыми суставами, но и после родов лучше не стало. Чуть ли не каждый день меня мучили приступы боли в седалище, простреливающие в правую ногу, и когда приходилось особенно тяжело, я заметно прихрамывала, мне едва удавалось оторвать ногу от земли. Поход в ближайший магазин превращался чуть ли не в подвиг, приходилось тащить сумки, ребенка и одновременно управляться с боль ной ногой. О том, чтобы сесть в автобус и съездить в гости к Лейле, нечего было и думать.