Не возжелай мне зла

Дорогой Тревор, мне очень жаль, что я вас не застала, когда вы приходили в отделение, и еще больше жаль, что скончалась ваша жена Сэнди…

— Он знал, что смерть мамы случилась по вине врача, который перепутал лекарства… Он подслушал разговор двух медсестер… — Она откашливается и бросает на меня саркастический взгляд. — А сейчас я прочитаю, что он записал в своем дневнике. «Это письмо пришло сегодня от доктора Нотон. Скорее всего, это она перепутала лекарства. Очень жаль, если эту ошибку совершила именно доктор Нотон, Сэнди любила ее, и я не стану поднимать шума. Все равно никто не вернет мне Сэнди». — Она переворачивает страницу и читает дальше: — «Доктор Нотон дала мне номер своего телефона, я два раза звонил, но врач, с которым она живет, сказал, что она плохо себя чувствует и не может со мной говорить. Он попросил не звонить больше, потому что доктор Нотон очень плохо себя чувствует. Надеюсь, ее беременность протекает благополучно». — Кирсти умолкает, закрывает тетрадку. — Если бы это было все, я бы никогда наверняка не догадалась, что именно по вашей вине умерла моя мать, но хотите знать, что случилось потом? — Она не может скрыть на лице торжества, и я понимаю, что сейчас услышу нечто очень неприятное, однако…

— Да, — отвечаю.

— Прочтите сами. — Она протягивает мне тетрадку. — Вот тут, с середины.

Нахожу нужное место и начинаю читать.

…

Сегодня утром, когда я приходил в отделение повидать Кирсти (ей уже гораздо лучше, она окрепла и начинает самостоятельно дышать… Ах, как была бы счастлива Сэнди видеть ее!), пришел жених доктора Нотон и сказал, что хочет со мной поговорить. Он вел себя довольно бесцеремонно. Кажется, он психиатр. У меня сложилось впечатление, что у него вообще отсутствуют понятия о врачебном такте, его больше волнуют не отношения с пациентами, а отношения с другими врачами. Он потребовал, чтобы я больше никогда не звонил им домой. Я ответил, что не стал бы звонить, если бы сама док тор Нотон не попросила меня об этом. «Вы только расстраиваете ее, — сказал он. — Доктор Нотон в больнице на хорошем счету и не заслуживает того, чтобы этот инцидент повлиял на ее будущее». Я не знал, что и ответить. Смерть Сэнди он назвал «инцидентом». Я молча отвернулся, и тогда он ушел. Даже не спросил, как девочка. Это больше всего огорчило меня.

Закрываю тетрадку, сижу не двигаясь.

— Вы в самом деле с ним развелись? Или подадите на развод, когда вернетесь домой?

Мне трудно дышать, я встаю, ноги совсем ватные, шатаясь, подхожу к окну, дергаю раму вверх, она открывается примерно на фут. Облокотившись на подоконник, дышу прохладным воздухом, он освежает лицо, и становится немного легче.

Фил. Как он мог? Кто дал ему право так грубо вмешиваться в мою жизнь? Хочется схватить его за грудки и трясти, трясти, пока не вытрясется все его высокомерие, все его самомнение, чтобы он своими глазами увидел собственное поведение таким, как оно есть. Я больше не люблю его, но мне невыносимо больно за женщину, которой я была когда-то, которая слепо верила этому человеку, а он самодовольно вертел ситуацией за ее спиной, как ему вздумается.

— А вы знали, что отец звонил вам? — спрашивает Кирсти.

— Нет, тогда не знала. Узнала пару дней назад. Фил скрыл это от меня.

— Господи, почему вы вышли замуж за такого человека?

— Потому что любила его.

— Значит, любовь слепа?

В ответ молча пожимаю плечами и снова сажусь, тело отяжелевшее, на него давит тяжкий груз мрачных дум и переживаний, разбередивших мне душу, никак мне от них не избавиться, не очиститься. Как жить с этим дальше?