Заходим в дом, и Лорен, выпучив глаза, смотрит на мою рану и распухшее лицо. Хочет бежать ко мне, но спохватывается и идет к Филу.
— Ты не должна была выходить из клиники без моего разрешения, — говорит Фил. — Мы очень испугались за тебя.
— Мне надо было поговорить с Эмили, — отвечает она, бросаясь на диван и затаскивая себе на колени Бенсона.
— Ты же знаешь, что ее зовут не Эмили? — спрашивает О’Рейли, садясь напротив. — Ты должна понять, что она тебя обманывала.
— Не одна она, — отвечает Лорен, косясь в мою сторону.
— Расскажи-ка лучше, как вы сегодня с ней встретились, — просит О’Рейли, и Лорен демонстративно вздыхает: мол, ей это все уже надоело, потом сообщает, что именно она, Лорен, захотела с ней встретиться, потому что ей нужно было проверить, правда ли то, что я ей рассказала.
— Так, значит, Кирсти не заставляла тебя идти с ней?
— Нет, я сама пошла, — отвечает Лорен. — Мы купили мороженого, а потом взяли Бенсона и отправились погулять в парке.
— И о чем вы разговаривали?
— Просто о жизни… О том, как моя мама убила ее маму и как ее папа не узнал дочь, когда она к нему пришла. — Она на секунду умолкает, о чем-то думает, а потом снова бросает в мою сторону язвительный взгляд. — Ты думала, покормишь меня оладушками и все наладится? Фигушки!
— Кирсти просила тебя о чем-то? — спрашивает О’Рейли.
— О чем?
— Может, принести что-нибудь из дома… Или сказала что-нибудь такое, что ты не должна говорить родителям?
— Нет.
— Точно?
— У меня нет привычки врать. Не то что у некоторых.
— Это похвально, — говорит О’Рейли. — Но ты знаешь, что Кирсти нельзя ни в чем верить?
— Она такая из-за того, что случилось с ее матерью.
— Но она угрожала твоим близким, Лорен, — произносит он. — Тебе надо держаться от нее подальше.
— Ладно. — Она опустила голову, смотрит на свои ноги. — Я хочу жить с папой. А ты? — Глядит на Робби.
— Нет, — отвечает он раздраженно. — Наш дом здесь. И тебе пора хоть немножко повзрослеть. Ведешь себя как маленькая.
— А я и есть маленькая. И я иду собирать вещи.
Вздернув плечи, она выбегает из комнаты, но видно, что это скорее не вызов, а поза, потому что глаза у нее полны слез. Робби идет за ней, я остаюсь с О’Рейли, Филом и Эрикой. В щеке пульсирует боль, больше всего мне хочется лечь и забыться сном.
— Ну, тогда я пошел, — бросает О’Рейли, и я провожаю его до двери. — Завтра приду в восемь, поговорим, как получше устроить встречу с Кирсти.
— Хорошо.
— Пока продолжим поиски, но, боюсь, найти ее будет непросто, поэтому, прошу вас, закрывайте все двери на ключ и задвижки и помните: при малейшем подозрении звоните мне.
— Спасибо. Обязательно позвоню.
Выйдя на крыльцо, он поворачивается ко мне, протягивает руку и касается моей щеки, осторожно проводит тыльной стороной ладони по больному месту.
— Это он вас ударил? — (Я киваю.) — А раньше он это делал?
— Нет.
— Свидетели есть?
— Только Эрика.
— Разрешите, я напишу рапорт, и ему предъявят обвинение в насилии.
Делаю попытку засмеяться, но у меня не выходит: слишком больно.
— Этого еще не хватало для полного счастья.
— Вас ударили, и вы считаете это нормально?
— Конечно нет. — Вспоминаю долгие детские годы, когда мать била меня за малейший проступок. — У меня мать по любому поводу кулаки в ход пускала. Наверное, поэтому своих детей я совсем не наказываю. Даже кричу на них редко, не могу, не говоря уж про битье.
Он подходит совсем близко:
— Значит, справитесь?
— Да.
Смотрит на меня такими добрыми глазами, что снова хочется заплакать, и, чтобы успокоиться, я складываю руки на груди и опускаю голову.
— Да-да, думаю, все будет хорошо.
— Утром я сразу к вам. — Гладит меня по руке, спускается с крыльца и идет по дорожке к машине. — Помните, чуть что, сразу звоните.
Жду, пока машина тронется с места, потом возвращаюсь в дом. Лорен уже набила две огромные сумки: одну одеждой, другую мягкими игрушками и учебниками. Проходит мимо меня, одну сумку волочит по полу, другую тащит на плече. Фил дает ей ключи от машины, она открывает багажник и грузит вещи.
— Ты получила письмо от моего адвоката? — спрашивает Фил.
— Да, но это ничего не меняет, — отвечаю я. — Лорен на меня сердится, но я знаю, что она вернется к нам.
— Что ты все упираешься? Может, хватит уже?
— Я не упираюсь. Но матерью наполовину становиться не желаю. Мы соглашение с тобой подписали? Перед судом дали присягу? Договор подписан, суд его зафиксировал. И кончим на этом.
— А я не согласен. У меня изменились обстоятельства, и я требую внести в договор изменения.
— Раньше надо было думать.
— Я это дело так не оставлю, слышишь, Оливия? Мы с Эрикой тоже хотим воспитывать детей.
— Что ж, попробуй. Любой судья тебе откажет.
Слегка поворачиваю голову, чтобы он полюбовался моей распухшей, посиневшей щекой.
— Если не возражаешь, схожу за льдом, надо приложить, чтобы быстрей спал отек.
Иду на кухню, закрываю за собой дверь. Робби уже здесь, накладывает Бенсону еду в миску.
— Мам, я налил тебе вина. — Он указывает на полный бокал красного. — А в духовке разогреваются две пиццы.