Не время. Часть вторая (СИ)

И ему не понравилось то, как я его встретил. Не с тем выражением лица, не с той интонацией, не теми приветственными словами. Плюс ко всему, ему позвонили из школы и настучали про мои прогулы. И ещё один плюс, ему доложили, что видели меня с сигаретой. Да, тогда я уже начинал баловаться. Но вот кто ему об этом рассказал, для меня по сей день остаётся тайной покрытой мраком.

Но папе этого было достаточно, чтобы взяться за моё воспитание. Своими методами. Елены в тот момент не оказалось дома. И ему это сыграло на руку.

В тот день он сломал мне нос. Хотел, думаю, пощёчину. Но я подставился неудачно. Кровь текла, словно краник открыли. И то, Гарик оскалившись, кинулся на отца. А тот так опешил, что все силы растерял. Запер меня в комнате. Про щенка узнал. И велел охране его вывезти в лес. Помню, как выбирался из чёртового окна, как скатывался по покатой низкой крыше. Бежал за машиной. Снова. Бежал, в надежде, что они остановятся и отдадут животину мне. Но они не остановились. А я заплетающимися ногами ковылял по загородной трассе. Оступился, и скатился в кювет. Разодрал себе спину об какую-то корягу. Да так сильно, что мерзкий шрам растянулся вдоль моих лопаток. Каждый день напоминая мне о том, какое я мелкое ничтожество. Отец поместил меня прямо-таки в спартанские условия. Закалил меня на совесть.

И вот вечером, снова находясь в своей комнате, я рыдал. Рыдал, блять, как девчонка. Размазывая по морде собственные сопли, и вспоминая ту самую девчонку. Она рыдала точно так же. «Фу, сопливая!» Какая ирония.

Уже позднее ко мне в комнату зашла мама. Она тоже плакала. Гладила мою голову и целовала мои щёки и распухший нос. Выходила в коридор и что-то кричала. Уже и не припомню что. А потом приволокла ко мне в комнату большой чемодан, и начала швырять в него мои вещи.

- Я увезу тебя отсюда, милый. Увезу от него. Слышишь? – Бросая на меня короткие взгляды, и снова окунаясь в мой шкаф. – Мы уедем все вместе. И будем жить втроём. Хорошо? Я, Игорь и ты. Понимаешь?... Какой зверь. Я ведь предупреждала его однажды. Я ведь говорила, что не потерплю такого. Он обещал…

И мы почти уехали. Почти.

В тот вечер Елена долго кричала. Я до этого вообще ни разу не слышал, чтобы она кричала. А он молчал. Слушал её упрёки и не поднимал глаз. Думаю, это потому, что я стоял рядом с ней. Крепко сжимая кисть мамы.

Нас с Гариком вывела из дома охрана и отвлекала во дворе игрой в ножички.

Что Елена ему говорила, я не в курсе. Только лишь через час за нами вернулась гувернантка и попросила зайти в дом. Там была такая зловещая тишина. Мы с Гариком в ту ночь спали вместе. Мне было страшно. В густой ночи я почувствовал на своей скуле мягкие губы. И приятный аромат шлейфом разлёгся в моей комнате. Она любит меня. Только они любят меня. Мой брат и моя мама.

Уходя, Елена оставила дверь приоткрытой. А я ещё долго собирал слёзы, вновь и вновь вспоминая ту ревущую девчонку из парка.

* * *

Она разревелась, как дура. Какая муха её вообще укусила? Открыла глаза ни свет, ни заря, и встала в итоге, не с той ноги.

Всё началось с того, что Варя пролила чай на свой макет. Эту работу девушка кропотливо склеивала уже которую неделю. И сегодня всему пришёл конец. Теперь придётся всё делать заново. Продолжилось всё тем, что она разбила любимую чашку, пока, ругаясь, несла её к раковине. Масло в огонь добавила стирка. Варвара закинула туда постельное бельё, совсем забыв, что там лежали чёрные джинсы, не самого лучшего качества. Горячая стирка сделала своё дело. И теперь Варя, со слезами на глазах, тянула ткань из барабана и тихо скулила, видя, во что превратилось её нежно-розовое бельё.

- Варя?

Вот, что добило её окончательно. Голос, от которого волоски на её теле поднимаются по стойке смирно. Кажется, что скажи он «равняйсь», и волосинки сделают и это тоже.

Всё ещё теряясь в его присутствии, Варвара не хотела, чтобы он вновь видел её слабой. Снова слёзы. Когда-нибудь, ему это надоест. Плакса.

У него такие горячие руки. А взгляд. Когда-нибудь, он кремирует её этим взглядом. Несколько настойчивых фраз и его касания. Нежные и одновременно жёсткие. Кажется, она безнадёжно привыкла к этому. К такому Горькому. К настоящему. Всматривается в его лицо, а после давит на газ. Срывается с места и впивается в брюнета, что есть сил. Впечатывается, но ей кажется, что этого неимоверно мало.

«Это он». Сейчас девушка так чётко это осознала, что никто теперь не сможет переубедить её в обратном. Наверное. Всматривалась в его спящее лицо, перед тем, как подняться из тёплой постели. Похож. Теперь, рассматривая и сопоставляя, она сложила этот пазл. Тот самый мальчик. Это он. Так похож. Ей захотелось разгладить пальцем складку между бровями, что искажала всю картину. Но вовремя одёрнула себя, вспоминая о том, что он упоминал о своём беспокойном сне. Или бессоннице.