Не время для человечности

Взять хоть эту роль – человека, который боится мира вокруг, его необъятного многообразия и несчетных возможностей. Это создает надлом в его личности, и он начинает отрицать все вокруг, не может перестать разбирать окружающий мир на атомы, создавая в своем разуме все более сложные структуры и системы для опровержения реальности и ее законов. В определенный момент он приходит к выводу, что мир состоит из конфликтов, страданий, несправедливости и непонимания, и что это перевешивает все то, что ему когда-то нравилось в жизни. Его вывод прост – люди не могут жить в мире, так что нужно навсегда разделить их, заперев в отдельных мирах, в которых бы они могли существовать так, как пожелали. Так он, чужой и отчужденный, решил, что это его цель и мечта. Разумеется, был у него и враг – ведь человек, во всем находящий конфликт, не может не превратить в конфликт свое противостояние с положением вещей. Теперь его история обрела необходимый градус праведного негодования, и можно было оправдать любые поступки, совершенные во имя великой цели, во имя всеобщего блага. Само собой, в конце он побеждает, низвергнув всех, кто встал у него на пути, и становится хранителем нового порядка, стоящим над миром, которого уже не боится.

Мы довольно вздохнули, собирая по крупицам все то новое, что принесло очередное исполнение этой замечательной роли, так часто формирующей новые элементы для дополнения нашей бесконечно изменчивой парадигмы. По пространству разлилось наше всеобщее согласие. В нашем положении состояние одной детали не имело никакого значения, и мы могли себе позволить любые эксперименты.

Закурив, мы немного подождали, пока силуэт вверху вздрогнет, сбрасывая с себя дрему, и медленно двинули взгляд дальше мимо неисчислимого множества других ролей. И чем больше мы думали о каждом из нас, кто исправно их исполнял, тем яснее чувствовали безмятежность и покой. Да, у нас все будет хорошо.

II. ВИТОК СПИРАЛИ N+1, ПУНКТ 0/180. ЛОГОВО ХИМЕР

Нет страданий, есть покой. Нет вражды, есть гармония. Нет распада, есть развитие. Нет различий, есть единство. В слиянии мы обретем мир.

“Ключ к солнцу”

…Наверное, больше всего оно было похоже на плотное и давящее ощущение непрекращающейся катастрофы.

Сначала вернулось зрение. Человек с трудом расцепил веки и увидел багровое небо, пронизанное всполохами пламени и бледными молниями. Серые тучи казались огромными скалами, готовыми обрушиться на землю и похоронить под собой все, что еще оставалось на ней целого и невредимого. Затем, когда звон в ушах немного поутих, человек начал различать отдельные звуки, которые казались ему смутно знакомыми: треск пламени, вой ветра, чьи-то душераздирающие крики и грохот разрушения. Но все это – и картина неба, и звуки – казалось удивительно далеким, отстраненным и не относящимся одно к другому.

Первое время человеку было не совсем понятно, жив ли он, и представлялось решительно невозможным это проверить, потому что в голову упорно не приходили критерии, по которым можно было бы оценить свое состояние. Впрочем, даже знай он их, человек не смог бы ничего сделать: его все больше охватывало какое-то глобальное безволие, неспособность сосредоточиться и удержать мысли на чем-то одном. Пот струился по вискам, голова пульсировала от ничем не вызванного напряжения, каждая новая секунда обещала все большее усугубление этого состояния, мысли все сильнее смешивались в одном неумолимо растущем вихре хаоса, пока, наконец, что-то не щелкнуло у человека в мозгу, и все вдруг прошло.

Человек медленно и нерешительно попытался встать на ноги, но ноги не слушались, ощущаясь словно отдельно от остального тела. Тогда он просто сел и оглянулся вокруг. То, что человек увидел, на секунду породило в нем отчаянное желание вырвать свои глаза из глазниц и раздавить их в кулаках.

Вокруг был самый настоящий план ада – такой, что и Данте бы ужаснулся. Человек сидел посреди пылающего средневекового города, заваленного огромными камнями и разлагающимися трупами, а за крепостными стенами можно было различить что-то неописуемо чудовищное, похожее на сон, что мог бы присниться потерявшему рассудок сюрреалисту. Пейзажи были словно вырваны из разных мест, изуродованы, искажены до неузнаваемости, перемешаны и сшиты чьей-то садистской рукой воедино. Объекты постоянно меняли свои размеры и текстуру, оживали и перетекали в другие, пространство кое-где сжималось в точку, и тут же, рядом – растекалось по плоскости. Было бы бесполезно пытаться перечислить все, что было не так с этим миром, потому что он каким-то образом умудрялся вмещать в себя все мыслимое разумом, искаженное во всех возможных вариантах и постоянно превращающееся во что-то еще более отвратительное и жуткое.