Не время для человечности

Круг девятый. Червоточина

Ты и я – две родственные души, познавшие эту боль. Ты – ради своего правосудия, я – ради своего. Мы – лишь два обычных человека, подталкиваемых разновидностью мести, что зовется правосудием. Однако если назвать месть правосудием, она принесет лишь еще больше мести взамен, породив, таким образом, замкнутый круг ненависти. Мы живем в настоящем, скорбим о прошлом и гадаем о будущем, такова природа истории. Пора бы уже осознать, что люди по своей природе не в состоянии прийти ко всеобщему согласию. Этот мир живет лишь ненавистью.

Пэйн

КАИН

Путь до двери дьявольски долгий, если проделывать его на животе, с трудом перетаскивая свое тело вперед метр за метром. В ином случае хватило бы одного шага.

В какой-то момент Каин понял, что потерял блокнот со стихами, но сил возвращаться не было, и он понадеялся, что изгвазданные грязью слов страницы все равно сгорят вместе со всем этим местом, когда придет время. Когда он доберется до помещения на самом верху башни и положит безумию конец. Часы тянулись невообразимо медленно, превращаясь в дни, месяцы и годы – время в ледяной пустыне имело обыкновение идти весьма своеобразно. И вот, когда Каин уже почти обессилел, дверь вдруг оказалась совсем рядом и гостеприимно распахнулась в коридор черных свечей и мерцающих ламп. Миру вокруг оставалось уже недолго.

АВЕЛЬ

Этот зал использовали редко, только для проведения собраний в полном составе Совета. Десять мощных колонн, на черном мраморе которых были высечены различные сцены из множества эпосов – как человеческих, так и не очень. Свод зала терялся на высоте нескольких десятков метров. По огромным черно-белым плитам на полу шла легкая рябь. За длинным столом расселись сотни… Людей? Существ? Многие из них были антропоморфны, некоторые напоминали чудовищ из готических романов, другие имели вид классических демонов, кто-то вообще не имел физической оболочки. Так или иначе, почти все они умели говорить, и именно этим сейчас и занимались. Точнее, спорили о ком-то, кого в зале не было. А если внимательно вслушаться, то можно было понять, что они все сейчас решали его судьбу.

Авель сидел по правую руку от одетого в белое старика с бельмами на глазах и имел на осколках лица выражение задумчивое и озлобленное. Вокруг него вился доктор Гетбеттер, пытающийся придать голове Авеля вид более цельный и менее пугающий. Авель, не переставая морщиться от боли, недовольно листал тонкий блокнот, совершенно не прислушиваясь к беседе. Что бы все они ни решили, он уже выбрал для Каина судьбу, которую тот заслуживал. Чем больше Авель углублялся в чтение, тем мрачнее становился. На каждой странице была иллюстрация, поверх которой размещался текст, словно от стыда за свое содержание прижимающийся к краю. Тексту пытались придать поэтическую форму, неумело и топорно. Похоже, что написавший это человек не имел ни малейшей предрасположенности к подобному способу организации мыслей, однако все же выбрал именно его – возможно, из-за присущей поэзии иносказательности, образности и большей степени драматичности, чем допустимо в прозе.

Разговор за столом продолжался, и не было похоже, что спорящие в скором времени придут к согласию.

КАИН

Передвигаться в коридоре было значительно легче. Каин прошел мимо нескольких десятков дверей, остановился у висящего на стене бронзового канделябра и потянул его вниз. Часть стены перед ним почти бесшумно отъехала назад, открыв узкий проход, ведущий на винтовую лестницу. Как только Каин оставил позади первый пролет, стена вернулась на свое законное место.

По мере того, как Каин поднимался, он все больше убеждался в наивности своего плана. Но что оставалось делать, если он уже, незаметно для себя, пересек какую-то невидимую черту, разделяющую… Хоть ему и не было ясно, что же эта черта все-таки разделяет, Каин чувствовал, что переступать ее было ошибкой для него как для человека. Возможно, это была черта именно между человечностью и чем-то большим. Или меньшим. Или чем-то из совершенно другой плоскости. Что он знал точно, так это то, что раньше все определенно было проще. Но пути назад не было, и вот он уже стоял перед дверью, ведущей в место, которое он привык считать домом – за неимением дома настоящего. И впервые боялся зайти.

АВЕЛЬ