Я чувствую это, вдыхая затхлый запах, который доносится до нас даже на таком расстоянии. Чувствую пульсацией старой, искажённой магии, отзывающейся внутри меня неприятным жжением. А ещё это чувствует перчатка. Кристалл меняет цвет и начинает медленно пульсировать красным светом, а по моей руке, до самого плеча, проходят вибрации.
— Ты ведь чувствуешь это, да? — спрашивает Эльхан
— Да.
— Хорошо. Тогда идём, — правитель кочевников слезает с лошади и делает знак своим воинам. — Я покажу тебе, что случилось. И знай, молодой владыка — тебе оказана великая честь. Ещё ни один чужеземец не посещал наши святые рощи.
«Крепко же вас прижало…» — думаю я и серьёзно киваю.
— Это урочище Сахал, — объясняет нахар, направляясь к деревьям. — И оно заражено какой-то мерзостью. Именно потому ты здесь, молодой владыка. Чтобы объяснить, что за чёрная магия овладела нашей святой рощей… В последний раз подобное произошло двести лет назад, когда Ирандер превратил наши северные земли в пустыню. И, откровенно говоря, у меня были мысли, что случившееся здесь может оказаться делом твоих рук. Я даже подумывал, что твой визит как-то с этим связан.
Я замечаю, что он говорит «думал», а не «думаю», но всё же решаюсь пояснить:
— Нет, владыка, я тут ни при чём. И ты ошибаешься. То, что случилось с вашими северными землями — это другое. Но я знаю… догадываюсь, что тут произошло. Вы слышали что-нибудь о минерале, который называется Этерниум?
После изнуряющей жары степи прохлада тенистого леса обрушивается на меня, словно ушат холодной воды… Однако вместе с тем через тело и мою ауру как-будто бы проходят потоки грязи.
Да, я совершенно ясно ощущаю, что в глубине урочища пульсирует энергия древнего минерала. Точно такая же, как в Ай-Шадзул, когда ялайцы обманули имперцев, как в Ранхольде или том городишке в северном приграничье, где я впервые ощутил воздействие Этерниума.
Наш отряд оставляет лошадей с десятком людей на опушке леса и углубляется в чащу. Теперь впереди следуют разведчики, которые периодически возвращаются к нахару и что-то шёпотом ему докладывают.
Все молчат, словно боясь лишний раз открыть рот, и лишь мы с Эльханом время от времени обмениваемся фразами.
— Наши урочища — святые места, за которыми следят шаманы. Как ты наверняка знаешь, магов у нас немного, и все происходят из старых родов — как, например, моя семья. Но все мы, без исключения, практикуем древние таинства и всячески поддерживаем святые места в порядке. Мы следим за ними, искореняем мёртвые растения, лечим болезни, следим за балансом животных, выращиваем новые деревья. Мы верим, что помогая урочищам расти и, ухаживая за ними, рано или поздно сделаем так, что лесов станет больше. Мы хотим этого всем сердцем, молодой владыка.
Я киваю. Отношение кочевников к их урочищам похоже на отношение жителей халифата к «оазисам» — островкам с водой и пальмами в палящей пустыне.
— И когда произошло… — я заминаюсь, подбирая нужное слово, и перелезаю через огромный ствол поваленного дерева, — это «заражение» — ваши колдуны не смогли с ним справиться?
— Верно. Это произошло чуть больше трёх месяцев назад, в середине весны. Наши шаманы никогда не сталкивались ни с чем подобным. Даже я, как ни стыдно это признавать, не смог понять в чём причина. А ведь я — первый из шаманов…
Я действительно слышу в голосе нахара стыд и боль. И понимаю — то, что он столь откровенен со мной — большая честь. Видимо, Эльхан в самом деле в отчаянии, раз позволяет себе такое проявление чувств и такую честность перед чужаком…
— Не корите себя, владыка, — успокаиваю его я. — Ничего удивительного, что вы не поняли, в чём причина, если никогда не слышали об Этерниуме. В Империи его открыли недавно и… Скажу так — использование этого минерала не всегда идёт во благо… Скорее — наоборот.
Я трачу какое-то время, чтобы рассказать нахару о том, как использовался редкий минерал, и он слушает меня очень внимательно. Затем хмурится и качает головой.
— Не понимаю. Если его добывают в горах, в шахтах — откуда он взялся здесь, в лесу?
— Хороший вопрос, — отвечаю я, старательно фиксируя внимание на пульсации, которая потихоньку усиливается.
Чем глубже мы проникаем в урочище, тем сильнее я вижу следы воздействия Этерниума на растительность…
Местами у нас над головами висит будто бы кристаллическая паутина, некоторые растения поменяли структуру, насытившись бирюзовым светом, от камней исходит слабый, едва слышный гул, а на земле, то тут, то там виднеются тонкие трещины, из которых льётся мягкий свет…
Однако, чем дальше мы углубляемся в чащу, тем больше таких признаков я вижу, и тем сильнее они проявляются.
— Есть ли другие, кроме этого урочища, которые пострадали? — спрашиваю я.
Нахар недолго молчит, а затем неохотно кивает.
— Да. Пока известно о пяти. Но мои доверенные люди обследуют и другие. Почему ты спросил об этом?
Несколько мгновений я размышляю над ответом.