Не время для нежности (СИ)

«Смена сезона», — непоколебимо отрежут и оборвут разговор.

Очнулся он на бутылке четвертой, наверное. Когда кто-то сверху тихо сказал:

— Господин Лориани, вам бы в постель.

— Мартина? — В круге света — керосинка, кажется — маячила фигура в белом переднике. — А я тут, понимаешь ли, отдохнуть решил…

Расплылся в нелепой улыбке.

— Лекарь велел высыпаться. Негоже господину с Вашим положением и здоровьем по погребам да ямам ютиться. Позвольте, я помогу.

Фибус честно хотел помочь ей. Сделал попытку собраться и встать, когда женщина попыталась поднять его, ухватив за подмышку. Но даже не сумел оторвать зад от пола.

— Хорошее Аданайское, — пробормотал он и, словно извиняясь, улыбнулся. — Без помощи никак не обойтись… Люблю тебя, малышка, — неожиданно признался он.

— Тааак, — протянула Мартина. Он не мог разобрать точно — в глазах плыли цветные размытые пятна, но, кажется, женщина хмурилась. — И верно, дело — дрянь, что в любви признаетесь. Без подмоги тут никак, видно, не обойтись.

Подобрав передник, направилась в сторону лестницы:

— Гунар, сюда быстрее! — прокричала она, удаляясь. — Хозяин плох совсем, помощь треба…

«Что бы я без нее делал, — благоговейно подумал Фибус. — И она меня любит, чувствую, да не признается никогда — не того пошиба женщина».

— Нажрется, как свинья проклятая, а потом молодость вспоминает… любовь ему подавай на блюдечке… — недовольно буркнула Мартина, когда на лестнице остались видны только мягкие тапочки, которые она носила на босу ногу. — Нет бы — до…

Больше о ночи Фибус ничего не помнил.

С утра первым делом ловко добежал до тазика. Мартина оставила его у двери, не соизволив выставить у кровати — знать, еще дулась после вчерашней слабости и вольности, которые он себе позволил.

Его полоскало несколько минут. Из глотки, наполняя ее непереносимой горечью, рвался зверь, внутренности выворачивало наизнанку. В данный момент он полностью соответствовал полученному много лет назад прозвищу. О нем Лориани узнал совершенно случайно. Примерно через месяц или два, после того, как прежний Хозяин подворотен отправился в мир иной.

…Времечко выдалось тогда веселое — ночная империя пошатнулась. И каждый захотел откусить кусочек пирога, который не одно десятилетие любовно выпекался предтечей. Выскочку-коротышку, неожиданно взлетевшего на престол, никто не принимал всерьез. Игорные дома, ипподром и рынки быстро обзавелись единоличными владельцами. В домах терпимости все чаще стали замечать людей из Биндона. И все бы ничего, если б те продолжали прибывать туда с живым товаром, однако в последние дни они приходили пустые и, как докладывала охрана, вооруженные до зубов. Удручающе сократилось поступление дани.

Дни и ночи напролет в течение нескольких недель Фибус держал руку на пульсе, лично осматривая подвластные территории. И, пожалуй, столько же не спал.

Мог себе позволить подобную роскошь — был молод и горяч.

Пришлось серьезно усилить охрану, значительно проредить круг добрых знакомств. Руководствуясь правилом о близости родственных отношений, разослать по городам и весям братьев на пятом киселе, а родные закончились еще в ранней юности.

Чтобы не доводить дело до собственной скоропостижной отставки, пришлось заново наводить мосты. Где не удавалось провести переговоры, в ход шла хитрость. Где не помогала и она — монета и нож. Да что там говорить — и сам не раз в те дни бывал на волосок от гибели. Стража Сар-города сбивалась с ног, пытаясь навести былой порядок.

Фибус знал, что бесполезно рубить головы восставшему против него многоликому чудовищу, и потому лихорадочно искал его сердце — центр смуты.

В тот день ему предстояло заручиться поддержкой Головы. Официальная власть смотрела на Лориани настороженно: в Ратуше слышали о завещании, но до сих пор не могли поверить в добрую волю Хозяина. Бывший смотритель рынков, с их точки зрения, никак не подходил на отведенную ему роль.

Он прогуливался вдоль Ивовой — сулившая долгие жаркие переговоры встреча в Ратуше должна была начаться только через час, когда заметил двоих из свиты Кариссая. Это было, по меньшей мере, странно. Его ребята обычно терлись у базарной площади, зашибая звонкую монету у простодушных приезжих зевак, и в этом районе без указа сверху старались не появляться.

Оглядываясь по сторонам, они зашли за угол дома.

Фибус мог бы отдать распоряжение проследить за ними, а, быть может, для неспешной ночной беседы и вовсе — доставить после переговоров к себе, но решил, что информация, почерпнутая в естественных для этих двоих условиях куда ценнее полученной под давлением в стенах сырого подвала.

Стоило им скрыться из виду, дал знак охране следовать за ним. Перехватив удобнее трость, чтобы не шумела о камни — в ней на непредвиденный случай скрывался трехгранный стилет длиной в локоть, спешной походкой направился к палисаду, сплошь увитому задеревеневшими побегами плюща. В окнах дрожали отсветы зажженных масляных ламп.