Не время для нежности

Собравшись с мыслями, раскрыла глаза. Она до сих пор находилась в паровой коляске, только та сильно изменилась за время ее беспамятства: стекла отсутствовали — все до одного, в салоне груда кирпичей и высохшего глиняного раствора когда-то их связывающего. И больше никого — ни Иглао, ни Леонида рядом не было. Болтались на распахнутой дверце перепачканные кровью бинты.

Застонав, она кое-как выбралась наружу. Темно — перед глазами жирная муть.

Нащупав на бедрах ножны, Юстина вынула клинки. Справа пробежал кто-то: судя по легкой поступи, кошка или кот. Не тварь подземная, и оттого чуть легче. Обошла коляску кругом.

Побило ее основательно. Котел разорвало, смятый в гармошку нос частично утонул в стене, на крыше — куча какого-то хлама. Спутников, что ехали с девушкой, рядышком не оказалось. Быть может, выкинуло из машины?

Прошлась поодаль — никого.

Отошла еще дальше и различила на песке следы. Будто что-то тянули волоком. Из тех двоих на ногах держался только Леонид…

Зарычала — зло, беспомощно.

Чувствуя, что начинает закипать — до потери самообладания совсем недолго осталось, Юстина решила перейти к действию. Пошла вперед, держась неровной широкой полосы в песке. Сознание не желало принимать тот факт, что ее обманули и добыча ушла из рук, не махнув и ручкой на прощание.

И кто украл ее? Студент — казалось бы, лицо ни к чему не причастное. Он-то тут вообще, каким боком… Куда потащил Иглао? Почему сбежал?!

Не знала Юстина сколько времени пришлось ей провести в бессознательном состоянии, приложившись головой обо что-то твердое в паровой коляске, и потому спешила наверстать упущенное. Висельник хоть и сух, но тяжел достаточно. Они не могли далеко уйти, тем более в темноте, когда не то чтобы дорогу различить затруднительно — руки вытянутой не видно.

След петлял среди зданий, норовя юркнуть в ближайший подвал, но что-то его от них отваживало — то ли запертые изнутри двери, то ли угрожающий кошачий ор, возникающий каждый раз, стоило девушке сделать пару шагов вниз по ступеням. Словно искали беглецы, где бы укрыться от непогоды…

Почему не повернули назад? Почему Леонид даже не попытался отыскать ее? Украл, и потащил куда-то. Зачем?!

Ее терзали муки совести за то, что так легко доверилась симпатичному мальчишке. Теперь она могла признаться — потеряла голову, думая об исполнении обряда. Злость на саму себя, на студента, на весь мир выжигала ее изнутри.

Дышала учащенно — ненависть накатывала волной, обдавая лицо жаром преисподней, бешено в груди билось сердце. Она задыхалась.

Остановившись у какого-то шаткого заборчика, согнулась пополам — ее вырвало желчью. Все-таки есть сотрясение… но, хотя бы жива.

Немного придя в себя, пошла дальше. Однако стоило сделать двадцать шагов, как след оборвался. Кривой неухоженный переулок закончился, начался широкий проспект, мощенный крупным булыжным камнем. Песка тут было гораздо меньше. К тому же, неостановимо дующий вдоль проспекта ветер быстро устранял любые проявления жизни на мостовой, постоянно перемещая и перемешивая наметенные горки песка.

Юстина вышла из переулка и долго блуждала в коричневой мгле. Пару раз на нее хотели напасть: люди, твари ли — этого она не знала. Хватало грозного выкрика и взмаха клинка, чтобы проявившаяся впереди тень поспешно отступила, растаяв среди песчаных вихрей.

Потеряв счет времени, девушка брела по дороге. Мысли, словно свора северных псов, рвали друг друга на части.

Что будет, если она не найдет преступника, не выполнит заказ? И что на это скажет Мама? Юстина и так не считалась лучшей среди сестер, едва ли дотягивала до середины длинного списка. Теперь же, судя по всему, она и вовсе рисковала лишиться доверия.

Было тошно — от осознания собственного бессилия и понимания, что случившееся уже, наверное, не исправить. Ей требовался совет. Но к кому еще она могла бы обратиться, кроме той, что с самого детства заботилась о ней и всегда была рядом. Той, что одновременно была болью ее, и утешением.

Мама…

С середины проспекта Юстина свернула к домам — измятое тело нуждалось в отдыхе и покое. Уткнувшись носом в кирпич, двинулась вдоль запыленной преграды. Кончик клинка скользил по неровностям кладки пока не нащупал дверь. Рука подсказала: прочная, по периметру подбита железом. Стучать бесполезно — гостей не ждут, и с наскока такую не взять. По крайней мере, не сейчас, когда даже кинжалы чувствуют себя в знакомых руках неуверенно.

Прошла чуть дальше, нащупала ногой ступени. Спустилась к подвальной двери.

Навесной замок крепок, но петля, на которой он болтается, дышит на ладан. Поддев лезвием кинжала полоску металла, легонько расшатала гвозди. Упершись коленом — преступление… варварство!.. дети пустыни за подобный поступок могут убить… — потянула на себя.

Однако у нее не оставалось выбора — Юстина хотела жить, и Мама… не поощряла дочерей, когда те опускали руки. Только ей дозволялось вершить судьбы своих детей. А для этого и сделать-то нужно, всего ничего — лишь напрячься и выжить любой ценой, вернуться в Чулушту…

Полоса поддалась, сорвалась с места. Скрипнув, петля отлетела в сторону.