Не время для славы

Когда стало светать, Алихан беспокойно завертелся туда-сюда, а потом не выдержал и спросил водителя:

– Нельзя ли остановится? Я хочу сделать намаз.

Водитель остановился и подождал, пока Алихан помолился прямо в поле, а потом Алихан забрался в кабину, и они поехали дальше.

– А не тяжело так вот пять раз каждый день? – спросил Алексей.

– Нет, не тяжело, – ответил Алихан. – Мы же совсем одни в мире. Каждому человеку трудно, когда он один. Ему хочется с кем-то поговорить. А тут пять раз в день говоришь с богом. Это же совсем другой человек, тот, который говорит только за стойкой бара, или который пять раз в день меряет и чистит свою душу.

– Это вообще-то правильно, – сказал водитель. Вздохнул и добавил: – А у нас как в селе церковь разрушили, так никто и не молится.

– И давно ее разрушили? – спросил Алихан.

– Да в семнадцатом.

Водитель помолчал, вздохнул и сказал:

– Слава богу, теперь у нас Россия возрождается. Вчера по ящику сам слышал.

Они проехали еще километр, когда показался пост ГАИ, и водителю пришлось выйти и поговорить с ментами, и когда он вернулся, он обтер ветошью руки, сунул в кармана кошелек и со вздохом сказал:

– Менты совсем оборзели. В прошлый раз помидоры вез, так на каждом посту по ящику забирали.

– Не били? – спросил Алихан.

– Племянника в прошлом году убили.

– Менты?

– Нет, скины какие-то. Сестра-то в ментовку пошла, там мент сидит, говорит, пошла вон, у нас твой случай двенадцатый. Двенадцать человек, оказывается, за полгода убили. А они даже не регистрируют.

– А он же русский, племянник? – удивился Алихан.

– Да русский, а толку-то? Ночью ножиком истыкали, пойди доказывай, что ты русский…

Шумно вздохнул и сказал:

– Нет, все-таки хорошо, что мы встаем с колен. Если бы мы еще и на коленях стояли перед Западом, было бы совсем обидно.

Алихан чувствовал себя не очень хорошо. Грузовик трясло и подбрасывало, и когда в следующий раз Алихан попросил остановить машину, его долго и тяжело рвало, и когда он возвращался обратно, он чуть не упал у колеса.

Водитель, наверное, решил, что мальчишка переел от голода, но когда Алихана вырвало во второй раз, он подозрительно на него посмотрел и спросил:

– А ты, пацан, не болен?

«Болен. Я даже узнаю симптомы».

– Да нет. Я с ментами подрался.

Водитель с сомнением посмотрел на бледное заострившееся лицо мальчика и промолчал.

– У тебя отец-то есть? – спросил он через некоторое время.

Алихан улыбнулся и ответил:

– Даже два. Один родной, а другой приемный.

– И сколько вас у родного было?

– Шестеро. А осталось двое. Остальных убили. И отца убили.

– Просто так?

– Нет, не просто так, – покачал головой Алихан. Помолчал и добавил: – А братьев просто так. Они еще маленькие были. Младшему три года было.

– А приемный отец тоже воевал? – спросил водитель.

– Он русский, – сказал Алихан.

– Никак ты от него сбежал?

Алихан покачал головой.

– Нет. Я не от него сбежал. Я… я от себя сбежал.

Они проехали еще немного. Солнце скакало над лесополосой, как желтый мячик. Год прошел, как не бывало, и жизнь, которая была этот год, исчезла тоже. От этой жизни осталась лишь узкая белая полоска на запястье, в том месте, с которого менты в «Шереметьеве» сорвали дорогие часы.

– Не очень-то твой отец о тебе заботится, – с осуждением сказал Алексей.

Алихан улыбнулся.

– Очень.

– Что ж – очень? – с возмущением сказал водитель, – ты ж вон, больной. Ты вот что, Алеха. Если ты никого в Бештое не найдешь, я обратно поеду, у меня знакомая в железнодорожной больнице работает.

«Вряд ли мне поможет железнодорожная больница в городе Ростове».

– А то вон, – сказал водитель, – у Ломакиных-то, через два дома. Девять дней сын болел. Девять раз ему «скорую» вызывали, те брать его отказывались. На десятый раз тоже отказались, мать вернулась в комнату, смотрит – а сын мертвый.

К восьми утра они доехали до границы Ставропольского края, и оказалось, что на границе большая очередь. Очередей на границе давно не было, потому что Кемировы убрали все посты и шугали чужие, но оказалось, что в республике проводят какие-то учения, и по этому поводу у границы стоял военный патруль и собирал со всех по сто рублей.

За блокпостом вдоль дороги торчали БТРы, а в одном месте Алексей увидел платформу с танком. Над платформой висел огромный плакат зеленого цвета. Это был портрет Джамалудина Кемирова на фоне серебряных труб химзавода.

Алексей купил у прохожей торговки два пирожка и стал возмущаться на очередь, а потом подумал и спросил:

– А что, завод-то этот, правда строят?

– Правда, – ответил Алихан.

– Не, врут наверное. Они наверное, только говорят, что построят, а сами бабки в кулак и… ищи ветра в Ницце.

– Его сегодня открывают, – сказал Алихан.

– Это что, – спросил Алексей, – и завод, и учения?

И покачал головой. Такое совпадение ему показалось странным.

Когда подошла их очередь, Алихан не стал искушать судьбу, а вышел из кабины и прошел пропускной пункт, прибившись к каким-то женщинам, спешившим в село. Потом он подождал, пока Алексей проедет, и снова сел в кабину. Алексей знал, что у мальчика нет паспорта, но все равно такой маневр ему не очень понравился.