Не время паниковать

— Прекрасно! — закричали мы одновременно и как-то преувеличенно громко.

Разумеется, мама думала, что на самом деле мы предварительно изучили то, как устроены наши тела, и от этой мысли меня затошнило. Но мама только кивнула. Было это довольно странно. До развода она вела себя строго; тройняшки постоянно бесились, а мама пыталась держать их в узде. И терпеть не могла, когда кто-то усложнял ей жизнь или подкидывал забот, и вечно закатывала глаза — какие же, мол, ее окружают тупицы. Она писала памятки, в которые никто, кроме нее, не заглядывал. Часто хмурилась. Я ее немного побаивалась, хотя знала, что она меня любит. Развод дался ей очень тяжело, но все же, по-видимому, принес облегчение: раз уж это скверное событие в конце концов произошло, больше не нужно было его опасаться. Мама расслабилась. Даже если тройняшки спалят ресторан «Дэйри Куин»[7], это не ее проблема. Если я пригласила в наш дом какого-то странного мальчишку и целуюсь с ним взасос, то кто она такая, чтобы вмешиваться? Мы ели пиццу в будний день! Моя мама — самая классная мама в Коулфилде!

Один из другим, словно копии в лоток «Ксерокса», в дом ввалились мои уставшие братья, причем от каждого воняло травкой и фритюром для картофеля. Мы им сказали про пиццу, но они в ответ лишь хмыкнули и исчезли в своей общей комнате. Не могу описать запах, который там стоял!

Мама положила пиццу в духовку, чтобы та не остыла, а мы с Зеки начали накрывать на стол.

— Что у тебя с рукой? — спросила меня мама.

— А что не так? — ответила я вопросом на вопрос, с грохотом роняя вилку на стол.

— А что у тебя с рукой? — задала мама аналогичный вопрос Зеки, указывая на его крошечную, смехотворную ранку.

— Гм, — задумался Зеки, как будто ему задали какой-то сложный философский вопрос.

— Вы что, ребята, скрепляли кровью клятву? — спросила мама с таким видом, будто участвовала в ток-шоу Фила Донахью[8].

— Нет! — ответила я, вновь неестественно громко. — Никакую клятву мы кровью не скрепляли.

— Это негигиенично, — очень мягко заметила мама.

— Я поранила палец, пока резала яблоки для здорового перекуса, — после некоторой паузы объяснила я. Зеки кивнул, хотя выглядел при этом немного удрученным, словно корил себя за то, что заранее не продумал убедительный ответ.

— А это, — сказал он, вытянув палец, чтобы мама могла его осмотреть, — случилось со мной раньше. Я пришел к вам с уже забинтованным пальцем.

— А, тогда ладно, — ответила мама.

Она улыбалась при этом с таким видом… Какое, мол, это теперь имеет значение? Она ведь уже застукала нас за поцелуями, знала, что между нами что-то происходит.

— Мальчики! — крикнула она, отчего Зеки вздрогнул.

Явились мои братья. Скорее всего, они и не заметили, что у нас дома Зеки. Лишь когда мы все расселись и принялись за пиццу и мама обратилась к Зеки с вопросом, братья в дружном удивлении подняли глаза на обладателя этого странного имени, который неведомо откуда появился в нашем доме. Затем продолжили уплетать пиццу.

— Итак, что занесло тебя к нам в Коулфилд? — спросила мама.

— Видите ли, — начал Зеки, глядя на меня, будто мы до этого весь день репетировали ответ, — мы как бы гостим у моей бабушки. Моя мама выросла в Коулфилде.

— Ну надо же, — ответила мама, явно к чему-то ведя. — А как ее зовут?

— Сидни. Сидни Хадсон. Когда она здесь жила, у нее была такая фамилия.

— Вот это да! — вскричала мама, сделав огромные глаза. — Я ее знаю! Она на несколько классов меня младше. Ее называли… слово такое… гениальным ребенком.

— Юным дарованием? — подсказал Зеки.

— Именно. Юным музыкальным дарованием.

— Это правда, — сказал Зеки. — По крайней мере, так мне рассказывает моя мама. — Он повернулся ко мне и уточнил: — Она играла на скрипке.

— Насколько я помню, она получила престижную стипендию для учебы в Джульярдской школе[9], — продолжила мама. — С тех пор я ее не встречала.

— Да, это она, — ответил Зеки.

— Она знаменита? В смысле, в классических музыкальных кругах? — спросила мама с оттенком благоговения.

— Пожалуй, нет, — ответил Зеки.

— Понятно, — протянула мама с явным разочарованием. — Это стало таким событием, когда она получила эту стипендию. Помню еще, что газета написала об этом большую статью. Ведь она действительно была юным дарованием. Я о ней не то чтобы очень часто думала, но когда думала, представляла ее себе в Нью-Йорке, как она играет там на концертах, скажем, перед премьер-министром Японии или кем-то в этом роде.

— Видите ли, моя мама рассказывала, что все в Джульярдской школе были юными дарованиями, — ответил Зеки очень благожелательно, признавая творческие неудачи своей мамы. — Она получила место в Мемфисском симфоническом оркестре, а потом встретила папу, они поженились, а потом, как вы уже поняли, появился я.

— Ну что ж… Это прекрасно, — сказала на это мама, — передавай привет от Кэрри Нил.

— Вы чего, типа, встречаетесь? — влез в разговор Эндрю, тыкая острым кончиком ломтика пиццы в сторону Зеки с угрозой, которую могли вложить в подобный жест лишь мои братья.