И что было особенно важно, выйти отсюда получалось не во внутренние помещения корабля, а на одну из верхних палуб с южной стороны, спустившись по практически целым наружным металлическим трапам.
Идеальное место для того, чтобы спрятаться.
Неплохое, если придется давать бой тем, кто войдет в зал.
Смертельная ловушка при атаке со стороны палубы.
Шансы выбраться живыми из этой заварухи Книжник оценил бы как самые минимальные, но не видел в этом повода для уныния. В конце концов лично ему приходилось выбираться и из худших ситуаций.
– И что теперь? – проворчал Бегун. – Снаружи льет, не видно ни хрена. Тут не то чтобы огни… Собственную жопу не разглядишь! Нас ищет хуева туча челов, чтоб они сдохли первыми! А мы сидим тут, блядь… Пиджины на жердочке! Ждем, пока из нас суп сварят…
– Я выйду на палубу, – предложил Книжник. – Поднимусь выше, тут есть лестница.
– И? – спросила Сибилла.
Они не видели друг друга. В комнате стояла кромешная тьма, настолько густая, что в ней вязли голоса.
– Ветер с берега, – пояснил Тим. – Сильный. Он гонит тучи на юг. Луна изредка проглядывает. Значит, если дождь утихнет, появится шанс определить направление.
– Нам на юг, – произнесла жрица негромко. – Я тебе и так скажу, без бинокля и огней. Только что это нам дает, Книжник? Мы в ловушке, нам не уйти с корабля…
– У меня есть план…
Бегун рассмеялся.
– Чувак! Ну, положим, у тебя есть план, потому что у тебя всегда есть план… Ты умный, я тебе верю – он есть! Мы выйдем и поплывем? Знаешь, я лучше останусь тут, чем отправлюсь кормить рыб! Завалю десяток этих гребаных ублюдков из Стейшена! Никогда их не любил! Заносчивые твари!
– Мо прав, – сказала Сибилла. – Мы или утонем просто так, или умрем здесь. Но здесь мы хоть сдохнем с оружием в руках…
– В мои планы не входит подохнуть, – сказал Тим как можно убедительнее. – Мы выберемся отсюда, обещаю!
На этот раз засмеялась Сибилла. У нее был приятный смех. Такой нежный, переливчатый, что всегда хотелось улыбнуться в ответ. Но в этот раз Книжнику не хотелось улыбаться – в смехе сквозила горечь.
Книжник ничего не ответил – ему нечего было сказать ни вождю, ни жрице. И, если быть честным до конца, ему нечего было сказать и самому себе.
Книжник должен был не говорить, а действовать. Действовать, чтобы вывести из западни свой маленький отряд. Из западни, в которую сам их и завел. Они пошли вслед за ним, потому что доверились, а он, не желая того, обманул это доверие. Как же это тяжело: чувствовать ответственность за то, в чем не виноват. Но если выход есть – он его найдет. А если выхода нет, то он его придумает. Так было всегда…
Тим не считал себя смельчаком и вовсе не стремился умереть героем, он хорошо помнил правило: «Добрый – значит мертвый» – чему-чему, а этому Белка его научила. Но она оставила в его памяти еще одно правило: забота и любовь – это действие, а не слова. Он ничего не мог сказать в утешение Сибилле, он не мог успокоить своего друга-недруга Бегуна, а Грег был слишком мал, чтобы понимать, что им грозит. Он мог только действовать им во благо, потому что…это было его племя!
Книжник осторожно приоткрыл дверь убежища и выскользнул наружу. Повернул металлический запорный рычаг, прижался к стене и прислушался.
Никого. Впрочем, сейчас сложно было хоть что-либо расслышать: непогода разыгралась не на шутку. Ветер слабее не стал и выл все так же на сотни голосов, пронзительно свистел в дымовой трубе, но на южной стороне от его порывов защищал массивный корпус лайнера.
Ежась от косых струй дождя, затекавших за воротник, Тим проскочил до ближайшего трапа и начал карабкаться наверх, к капитанскому мостику. Оставаться в рубке управления он не собирался – туда придут в первую очередь. Но с крыши надстройки можно было добраться до малозаметной лестницы из металлических скоб, ведущей на самый верх дымовой трубы. Там его точно искать не станут, а оттуда…
Книжник криво ухмыльнулся.
– …оттуда открывается превосходный вид на Оушен, на многие-многие мили вокруг – любой National Geographic позавидовал бы, только вот нет давно никакого National Geographic. А те журналы, что еще оставались, сгорели в Библиотеке. Он сам их и поджег…
Тим перебрался через ограждение и оказался на мостике.
Вниз лучше было не смотреть. Северный ветер гнал по поверхности Оушена мелкие белые гребни волн, с такой высоты они выглядели, как рябь, но Книжник понимал, что картина обманчива. Океан накатывал на берег, ветер же гнал воду прочь, срывая с гребней хлопья пористой соленой пены, и там, где две могучие стихии встречались – ровно в полосе прибоя, в которой стоял лайнер, вода вскипала бурунами и водоворотами. Воздух был полон мелких соленых брызг, при каждом вдохе рот наполнялся вкусом Оушена. Летели над горизонтом клочья порванных туч, между которыми временами проглядывала луна, и тогда океан на миг становился золотым.