Не всё

А спустя год мы, приехав в Мюнхен, остановились в отеле "Four Seasons" , где жил и Менухин. Папы моего тогда уже не было в живых, а его кумир ужинал с нами в ресторане отеля. Я помню это невероятное ощущение, что сам Менухин сидит рядом со мной. Я совершенно потерялась. Нам подали черный рис - такой длинный, неочищенный. Я впервые его видела и к блюду даже не прикоснулась. Иегуди говорил на всех языках - немецком, английском, польском, французском и даже русском, поскольку у него были русские корни. И он меня по-русски спрашивает:

- Ты это не ешь? Можно я его возьму? Обожаю черный рис.

Когда я увидела Менухина, который "клевал", наклонившись набок, черный рис из моей тарелки, помню, у меня перехватило горло от ощущения, какая я счастливая: сам Менухин ест из моей тарелки черный рис!

Пути Спивакова и Менухина часто пересекались. Первая встреча произошла очень давно, когда Спиваков играл концерты в пользу школы Менухина. Концерт этот запомнился тем, что Володя накануне сломал палец на ноге (счастье для скрипача - сломанный палец на ноге, а не на руке), потому весь концерт он играл, стоя в одном ботинке, другая же нога была забинтована. Потом они оказались вместе в жюри конкурса Паганини в Генуе. Менухин, будучи председателем жюри, прилетел ко второму туру. После утреннего прослушивания он позвал Спивакова и предложил пройтись:

- Пойдем погуляем, покушаем, а заодно ты мне расскажешь, что тут происходит, кто интригует. Тебе я доверяю.

Во время той прогулки он то и дело заходил в магазинчики в поисках фляжки для виски, как потом выяснилось, для любимой жены.

В 1992 году Иегуди приехал и выступил на фестивале Спивакова в Кольмаре. И сразу же Володя объявил, что следующий фестиваль в 1993 году будет в честь Менухина. Накануне они с Башметом играли в Страсбурге "Симфонию-концертанте" Моцарта, Менухин дирижировал. Юрий Рост сделал потрясающие фотографии, и перед тем, как он начал снимать, Иегуди закричал:

- Подождите, я должен причесаться, моя Дайана не любит, когда я непричесан.

Его любовь с Дайаной была необыкновенной. Она написала о нем блестящую книгу "Подруга скрипки", одни из лучших мемуаров, которые я читала. В этой паре роли распределялись так: она - больная, он - здоровый. У нее были проблемы с бедром, легкими, сердцем, позвоночником. В отелях Дайана либо спала, либо выходила со своей неизменной фляжкой виски, опираясь на трость. Дайана в молодости была балериной, еще во времена Нижинского танцевала в Дягилевских балетах. Стройная, сухая, с ярко накрашенными губками, несколько резкая, но в то же время - ужасно правдивая. Когда я говорила ей комплименты по поводу ее книги, она ответила так:

- Я написала ее, чтобы читать было забавно. Надо писать легко. Что вспоминать о том, как у меня умер ребенок, которого я родила? Кому это интересно, кроме меня? Не хочу, чтобы меня жалели.

Она вспоминала, как Менухин всегда говорил, что его первая жена была его первой ошибкой. И заключала:

- Надеюсь, что я не стала второй.

Он ее обожал, бегал за ней, семеня. Когда она приехала на фестиваль в Кольмар, он, до того ласково общавшийся со всеми, охотно раздававший автографы, агрессивно реагировал на любые попытки остановить его, если он шел с Дайаной.

Есть замечательная история о том, как они однажды проходили паспортный контроль и она написала в графе "профессия" - "раба". На вопрос пограничника:

- Мадам, что вы написали, как это понимать? - она гордо и недобро ответила:

- Раба! Вот мой муж. Разве можно быть женой этого человека, женой скрипача, и не быть рабой?

В финале кольмарского фестиваля Спиваков придумал сюрприз: они с Менухиным сыграют пьесу Гершвина. Иегуди сказал Володе:

- Я не могу играть, я давно не занимался, у меня дрожит рука.

Но Спиваков был непреклонен, он достал Менухину скрипку, ноты, и они начали репетировать. Каждый день они приходили в наш номер, садились в ванной, плотно закрывали двери, надевали сурдины и, чтобы никто не услышал, начинали готовить свой сюрприз. Наконец на третий день, достигнув определенного совершенства, они перешли в маленькую комнату, где Володя располагался на кровати, Иегуди - на стуле. И вдвоем они продолжали колдовать над партитурой.

Концерт, в котором Менухин в последний раз играл на скрипке, к счастью, снимало наше телевидение. Пьеса Гершвина называлась "Somebody Loves Me" "Кто-то любит меня".

Что безумно подкупало в нем - Иегуди был способен открыто, щедро, откровенно восхищаться чужим талантом. Он сознавал свое величие и понимал, что он был за скрипач. Когда ему что-то не нравилось, был жесток, мог сказать, что это отвратительно. Но когда видел талант, пусть даже небольшой, то не скупился на похвалы. Когда Менухин говорил: "Marvelous! Fantastic!", он дарил человеку крылья. То же сейчас я вижу в моем муже, и меня это восхищает.

Я вышла замуж за молодого, яркого, блестящего скрипача, представителя своего поколения и героя своего времени, но вот на последнем фестивале в Кольмаре Лоран Корсиа, новая французская звезда, сказал:

- Так уже никто не играет.