Позже, в институте, я заинтересовался снами. Я задавался вопросом, как образы – при том, что глаза закрыты, – могут казаться столь же реальными, как если бы на сетчатку глаза попадал свет: стимулируются ли нервные клетки сетчатки неким иным способом – возможно, непосредственно мозгом, – или же у мозга есть «отдел трезвых суждений», который во время сновидения напивается в стельку? Хотя меня очень интересовало, как работает мозг, в психологии я удовлетворительных ответов на эти вопросы так и не нашел. Вместо этого там были всякие труды по толкованию сновидений и прочее.
Когда я учился в аспирантуре в Принстоне, вышла некая невразумительная психологическая статья, породившая множество дискуссий. Автор решил, что «чувством времени» в мозгу управляет химическая реакция с участием железа. Я мысленно сказал себе: «Ну и как, черт возьми, он сумел это выяснить?»
А выяснил он это вот как: его жена страдала хронической лихорадкой, при которой температура постоянно то повышалась, то понижалась. У него почему-то возникла идея проанализировать ее чувство времени. Он заставлял жену самостоятельно, не глядя на часы, отсчитывать секунды и проверял, сколько времени у нее уходит на то, чтобы сосчитать до 60. Он заставлял ее – несчастную женщину – считать целыми днями и заметил, что, когда температура у нее повышалась, она считала быстрее; когда температура понижалась, она считала медленнее. А следовательно – подумал он, – то, что управляет в мозгу «чувством времени», должно происходить быстрее, когда у нее есть температура, чем тогда, когда у нее температуры нет.
Будучи парнем весьма «ученым», психолог знал, что скорость химической реакции меняется с температурой окружающей среды и описывается неким уравнением, зависящим от энергии реакции. Он измерил разницу в скорости счета своей жены и определил, как температура влияет на скорость. Затем он попытался найти химическую реакцию, скорость которой менялась бы в зависимости от температуры так же, как скорость счета его жены. Он обнаружил, что лучше всего этой закономерности соответствуют реакции железа. Таким образом он сделал вывод, что «чувством времени» его жены управляет химическая реакция с участием железа, которая протекает у нее в организме.
В общем, мне это показалось полной чепухой – в его длинной цепочке рассуждений было довольно много сомнительных моментов. Но вопрос был интересный: чем в действительности определяется «чувство времени»? Если вы пытаетесь считать с постоянной скоростью, от чего эта скорость зависит? И что должно с вами произойти, чтобы она изменилась?
Я решил это исследовать. Для начала я сосчитал секунды – разумеется, не глядя на часы, – в медленном, ровном ритме: 1, 2, 3, 4, 5… Когда я добрался до 60, прошло всего 48 секунд, но это меня не беспокоило: задача состояла не в том, чтобы отсчитать ровно минуту, а в том, чтобы считать с одной и той же скоростью. В следующий раз, когда я досчитал до 60, прошло 49 секунд. Еще в следующий раз – 48. Затем 47, 48, 49, 48, 48…. Итак, я выяснил, что могу считать почти с одинаковой скоростью.
Далее, если я просто сидел, не считая, и ждал, пока, по моим прикидкам, пройдет минута, результаты были очень нерегулярные, с большим разбросом. Таким образом я обнаружил, что отмерить минуту чисто наугад довольно трудно. Но, считая, я мог получить высокую точность.
Теперь, когда я знал, что могу считать со стандартной скоростью, вставал следующий вопрос – что влияет на скорость?
Возможно, она как-то связана с частотой сердцебиения. Итак, я стал бегать по лестнице вверх и вниз, вверх и вниз, чтобы заставить сердце биться быстрее. Потом я вбежал к себе в комнату, бросился на кровать и сосчитал до 60. Я также попытался бегать вверх и вниз по лестнице и мысленно считать на бегу.
Другие ребята, видя, как я бегаю вверх-вниз по лестнице, смеялись: «Что ты делаешь?»
Я не смог им ответить – и благодаря этому открыл, что не могу говорить, когда считаю про себя, – и продолжал дальше бегать вверх-вниз по лестнице, выглядя как идиот. (Ребята в аспирантуре привыкли, что я выгляжу как идиот. В другой раз, например, парень вошел ко мне в комнату – я забыл запереть дверь во время «эксперимента» – и обнаружил, что я, стоя на стуле в тяжелом овчинном тулупе, высунулся в открытое настежь окно (в разгар зимы), в одной руке держу кастрюльку, а другой размешиваю ее содержимое. «Не отвлекайте меня! Не отвлекайте меня!» – сказал я. Я размешивал «Джелло»[9]
и внимательно наблюдал за ним: мне было любопытно, станет ли «Джелло» сгущаться на холоде, если его постоянно размешивать.)Так или иначе, после того как я проверил все комбинации бега вверх и вниз по лестнице и лежания на кровати – сюрприз! Частота сердечных сокращений не оказывала никакого влияния. И поскольку, бегая вверх-вниз по лестнице, я очень разгорячился, я сделал вывод, что и температура тоже никак с этим не связана (хотя я должен бы был знать, что на самом деле температура при тренировках не повышается). Фактически я не смог обнаружить ничего, что оказало бы влияние на мою скорость счета.