Не все трупы неподвижны

После разговора с женой включаю телевизор. На душе отчего-то тягостно. Пусть хотя бы телевизор попытается разрядить атмосферу. Укладываю себя на диван и разглядываю мельтешение рисованных существ на экране. Опять мультики на французском. Ну и ладно. До обеда ещё полчаса. Я закрываю глаза.

Нужно заметить, что во Франции приёмы пищи не совпадают с немецкими или русскими. То, что я по привычке называю обедом, здесь называется завтраком (le déjeuner). А наш завтрак по французской терминологии — малый завтрак (le petit déjeuner). Таким образом, наш ужин превращается в обед (le dîner), и после него никто ничего уже не ест. Зато этот вечерний ужин-обед самый плотный. Местный обеденный ужин состоит из закусок, салатов, горячих мясных или рыбных блюд, сыров, десертов. Оказывается, люди даже едят по-разному. Как же тут можно найти общий язык?

Полчаса пролетает незаметно, и вот я уже опять на ногах. Перед тем как спуститься в столовую, отправляю себя для порядка в ванную. Щёлкаю выключателем. Лампочка под потолком тихо говорит мне «кря». Всё понятно — сгорела. Кое-как помыв в темноте руки (это жизнь в золотом миллиарде, братан!), наказываю себе сообщить об аварии хозяевам отеля.

Обед проходит в привычно траурной обстановке. Обитатели «Галльского петуха» в молчании расправляются с котлетами. В конце трапезы говорю Кассандре про сгоревшую лампочку. Златовласка переводит мои слова остальным. Франсуа, поглаживая клубящуюся, как серый дым, бороду, важно изрекает что-то похожее на «я рассмотрю вашу просьбу в удобное для себя время». О’кей. Спасибо, что не отказал.

Всё же, едва я приземляю себя на диване для послеобеденной дрёмы а-ля Уинстон Черчилль, как слышу непонятный шум за дверью номера. Ругая себя за неуместное любопытство, поднимаюсь и выглядываю в коридор. Так и есть. Дверь в ванную комнату распахнута настежь. Значит, кто-то там в темноте возится с потухшим источником света. Подхожу ближе, чтобы познакомиться с Данко. Вот те раз! Оказывается, это Анибаль. Парень взгромоздился на табурет и, громко сопя, вкручивает в патрон новую лампочку взамен перегоревшей. А я-то думал, что бедняга так туп, что даже пальцы на своей руке не сосчитает.

Пока я стыжу себя за высокомерие, Анибаль спрыгивает с табурета и нажимает на выключатель. Лампочка вспыхивает ярким ровным светом. Ура! Да будет свет!

— Спасибо, Анибаль. Хочешь печенье?

Парень застенчиво отводит взгляд. Я понимаю: глупый вопрос. Кто же не хочет?

— Зайди ко мне. Я дам тебе целую коробку ванильного печенья.

— Мама’ не разрешает заходить в номера, — говорит Анибаль.

— Не бойся. Я ей не скажу.

Анибаль секунду нерешительно переминается с ноги на ногу, но соблазн слишком велик. Сами понимаете: целая коробка печенья!

Заходим ко мне. Анибаль останавливается на пороге. Дверь он на всякий случай не закрывает. Видно, что оттуда его даже трактором не стронешь. У зубастой Луизы послушный сын. Я неторопливо роюсь в своих вещах. В них можно очень долго искать печенье, потому что оно лежит на подоконнике за розовой гардиной. Прости меня, Анибаль.

— Скажи, где ты был в субботу вечером?

— Это когда?

— Два дня назад.

Анибаль думает, наморщив широкий лоб.

— Мы с братом всю ночь ловили рыбу.

— Всю ночь? Неужели Адольф никуда не ходил?

— Нет.

— А что он делал?

— Ругался.

— На тебя?

— Нет. Он меня любит. Всегда берёт на рыбалку, хотя я глупый.

Анибаль показывает язык.

— А ты Адольфа любишь?

— Да.

— А родителей любишь?

— Нет.

— Почему?

— Они меня ругают.

— А на кого в субботу ругался Адольф?

— На рыбу.

— Почему?

— Потому, что её не было.

— Значит, ты не видел, кто приехал в отель поздно вечером?

— Нет.

— А кого видел?

— Никого.

Так я и знал! Раздражённо ворошу содержимое дорожной сумки. Может, уже пора найти печенье?

— А Кассандру видел?

— Нет.

— Почему?

— Она не ходит с нами на рыбалку.

— Почему не ходит? Вы её звали?

— Нет.

— Почему?

— Я её боюсь.

Я удивлённо смотрю на блаженного.

— Почему ты её боишься?

Анибаль робко делает шаг ко мне и понижает голос до свистящего шёпота:

— Она ушла, а потом вернулась! Я не знал, что фантом может возвращаться!

Фантом? Что это? Призрак? Это французское слово я не знаю. Нужно будет спросить у Кассандры.

— И что? Что плохого в том, что фантом может возвращаться?

— Это не Кассандра.

— А кто?

— Не знаю.

Как это? Я ошеломлённо смотрю на Анибаля. Час от часу не легче. Трудно понять слабоумного, да ещё говорящего на другом языке. Мой допрос прерывает Луизин голос из туфлей: «Анибаль! Ты где?» Парень испуганно оглядывается на дверь.

— Я должен идти, мсье.

Ничего не поделаешь. Достаю коробку с печеньем из-за гардины.

— Так вот она где! Бери, Анибаль, угощайся. Спасибо за помощь.