Читаем Не введи во искушение полностью

Не введи во искушение

Что касается Советской России, то она полностью зависит от Германии. Краснов верил, что Ленин и его партия жили на германские деньги. Германия подкупила их, когда Ленин провозгласил поражение своего правительства в империалистической войне. Он был убеждён, что Советская Россия вынуждена будет подписать такой договор, какой выгоден Германии...

Из Москвы вернулся отец Алексея Любимова урядник Михаил Алексеевич. Он рассказал генералу, на каких условиях Рада подписала договор с Германий. Первое, что поразило Краснова, — это полная оккупация немецкой армией Украины. Второе — размер контрибуции.

— Лидочка, ты только послушай, что рассказывает Михаил Алексеевич. Твой фатерланд начисто обобрал Украину: Германия вывезет 60 миллионов пудов зерна, 3 миллиона пудов живого веса рогатого скота и 400 тысяч штук яиц. А от России немцы требуют флот, территорию и неизвестно ещё что... Пусть плохой была власть царя, но до такого позора не доходило. Да и воли такой хохлы себе не позволяли со времён Богдана Хмельницкого...

А затем украинские националисты, опираясь на германские штыки, собрались на свой «съезд хлеборобов» и избрали гетманом Украинской державы Павла Петровича Скоропадского.

Краснов немного знал Скоропадского, когда тот пребывал в звании генерал-лейтенанта русской армии. Слышал, что в октябре семнадцатого года на съезде «вольного казачества» в Чигирине Скоропадский был назначен главой военных формирований Центральной рады.

Какой из него глава украинского правительства, Краснов не мог себе представить. Но помогать немцам выкачивать сельхозпродукты и вывозить их в Германию Скоропадский был способен...

— Пропала Россия, пропала, — с горечью проговорил старый Любимов.

— Нет, Михаил Алексеевич, ошибаетесь. Россия переживала и более трудные дни своей истории: Смуту времён перехода от Рюриковичей к Романовым. Вернётся она к былому могуществу, дайте срок. Я думаю, восстановление России начнётся с казачества.

* * *

Неровный выдался в том году апрель на Дону. Днём вовсю пригревало солнце, почки лопались, а ночами морозило. Лед на Дону сошёл, и плавненские казаки забрасывали сети, помногу брали тарани и судака, рыбца и шемаи.

В апрельские дни в Новочеркасске собралось общее собрание войскового правительства. На нём в подавляющем большинстве присутствовали представители от воинских частей, изгнавших из своих станиц красные отряды.

На собрании казаки долго обсуждали вопрос, как относиться к самостийности Украины и к германцам, какие хозяйничают на украинской земле. Спорили до хрипоты. Казаки не хотели признавать немцев, но волею судьбы те уже были на Украине и Рада их поддерживала. Да и сами казаки признавали, что не будь германской угрозы, давно бы красные войска пришли в донские станицы.

После долгого обсуждения было решено Украинскую державу пока не признавать, а командировать в Киев посольство, чтобы выяснить отношение Украины к Дону.

А ещё собрание приняло решение избрать хозяина донской земли атамана Войска Донского.

* * *

Минул месяц, как воротился Иван Шандыба домой в родной курень. Помотало его по жизни, покружило, покалечило. К большевикам попал, вроде бы к ним стал прибиваться, да Дон властно позвал к себе...

В домашних заботах отдыхал, в дела по хозяйству втягивался: борону починил, в кузницу съездил, плуг свёз, лемех отковал. После плетень поднял, колья подправил, за ворота принялся, перевесил.

На Варьку, жену Уса, старался внимания не обращать. Видел: красавица стала. Однако помнил — на чужой каравай...

Но однажды судьба свела его с Варькой. Случилось это утром. Иван на почту ходил, а Варька от заутрени возвращалась. Столкнулись, поздоровались. Шандыба спросил:

— Как живёшь, Варвара?

Та на вопрос не ответила, сама спросила:

— Тебя, сказывают, германская пуля не миновала?

— Германская или иная какая, а настигла... А ты ещё красивше стала.

— Только вот жалко, не для тебя.

Неожиданным был ответ. Смутился Шандыба.

— Как ты живёшь со Степаном? — спросил и пожалел об этом.

Подняла она глаза, а в них слёзы...

С той поры Варька перед очами стояла и думы только о ней. Захар Миронович всё примечал, не раз говаривал:

— Оженить бы тебя надобно, сын.

А у Ивана ответ один:

— Рано ещё, батя, погодим.