О матери и сестрах, находившихся по ту сторону фронта, никаких известий не было. Это и надрывало сердце, и испытывало на прочность. Так лихая година ускорила и без того раннюю взрослость Николая Евдокимова. И спустя годы (особенно в минуты трудные) Николай Яковлевич не раз мысленно возвращался в то время, когда горела и крепла его юная душа. И хотя он редко рассказывает о своем трудовом колхозном фронте, пронизанном горечью чужих похоронок и острой болью личных потерь, тот фронт всегда живет в его сознании светло и неугасимо. Даже служба в армии и фронт, уже настоящий, смертоубийственный, куда он успел, когда война начала уже откатываться с родной земли, не затмили тот, по признанию самого Николая Яковлевича, наиболее значимый период его жизни. Он закончился призывом в армию, на который Николай Евдокимов откликнулся с давно выношенной готовностью. Во всяком случае, когда октябрьской ночью 1943 года новобранцы ждали поезд на Куйбышев на маленьком борском вокзале, Николай Евдокимов не выглядел оробевшим или приунывшим.
3
Ох и трудно, тяжело складывалась и давалась военная служба, особенно на первых порах! Не говоря уже о суровых, а то и вынужденно жестоких условиях военного времени, было и обидное до слез невезение, подчас неожиданно и непреодолимо возникавшее на пути. С невезений и началось. Еще до принятия присяги Николая направили в Иркутскую школу младших авиаспециалистов. А там медицинская комиссия его забраковала, обнаружив остаточные явления плеврита. (Между прочим, несколько месяцев спустя то ли от этих явлений не осталось и следа, то ли их просто не обнаружили, но уже другая комиссия дала Николаю Евдокимову добро аж в десантные войска!) А пока — очередное невезение: по дороге из Иркутска в Куйбышев украли деньги и документы. Еле добрался — на одной селедке, без сухарей. Зачислили на курсы радиотелеграфистов, и все вроде пошло хорошо: строевая, огневая, тактические занятия и работа на ключе. Безотказный, исполнительный, Николай Евдокимов учился и готовился к фронту основательно, как к серьезной и ответственной работе. Но тут вдруг морозище лютый, а портянки за ночь не высушивались, негде было их сушить в землянках-казармах. Обморозил ногу. Перетерпел, не сказал. (Нога эта и до сих пор иногда побаливает). Только направили в учебную роту сержантов — заболел. Да так сильно, что отправили в госпиталь.
Начальник УКГБ генерал-майор В. С. Гузик вручает наказ молодому сотруднику. Май 1982 г.
— В учебную роту, — вспоминает Николай Яковлевич, — вернулся худущий, длинный, страшно смотреть. Узнал, из деревни девчата приехали, не пошел, застеснялся. Проезжаю иногда на машине мимо того места, где наши землянки-казармы стояли, даже не верится, что все это тут происходило со мной — семнадцатилетним. Ничего, перетерпел, преодолел, как и многие… Младшим сержантом прибыл под Оршу, в 99-ю гвардейскую, Свирскую ордена Кутузова II степени воздушно-десантную дивизию. Так начались мои фронтовые, боевые будни, которые закончились 9 мая 1945 года таким праздником, такой невообразимой радостью, что и рассказать невозможно!.. Впервые в жизни танцевал да еще с девушкой-чешкой, выкамаривал и выкаблучивал что-то сверхъестественное… Нет, словами не передать, что тогда с нами творилось, какое это было торжество победы, мира и жизни!.. После такой крови, таких потерь и всего пережитого…
Перетерпел, преодолел, пережил… Эти тяжкие глаголы с детства сопровождали Николая Яковлевича Евдокимова, будто навсегда сроднились с ним. А на войне их значение, их смысл обострились до той последней крайности, когда еще мгновение — и можно было и не пережить. И в момент самого первого прыжка с парашютом. И во время дневных и ночных поисков обрывов проводов телефонной связи, грозивших даже худшим, чем смерть, — пленом. И в уличных боях, где смертельная опасность за каждым незнакомым углом, домом, окном. И в тот вечерний час, когда, доверившись карте и ориентирам, въехали в деревню, где оказались немцы, встретившие огнем трассирующих пуль. Да мало ли было таких критических минут и мгновений, пока дошел до нашей границы и двинулся дальше с ожесточенными боями, оборонами, окружениями и штурмами: по Румынии, Венгрии, Австрии и Чехословакии.
— Нет, о смерти как-то не думалось, — твердо произносит Николай Яковлевич. — Мы молодые, отчаянные, бесшабашные были…
В армии, на фронте и особенно после окончания войны Николай Яковлевич продолжал приобщение к партийной работе. В 1947 году, будучи старшиной и комсоргом школы младшего комсостава связи, он избирается делегатом на окружную партийную конференцию. (Евдокимов: «В перерыве накупил книг, еле довез».) В этом же году становится кандидатом, в следующем — членом партии, а вскоре — и секретарем партбюро школы.