Чуда не было.
Был отдых.
И сухие глаза Ниночки, в которых еще жила надежда, что уж теперь-то все будет… как-нибудь будет. Молчащая Янка, старавшаяся вести себя так, будто бы её вовсе здесь нет. И в противовес - ноющий княжич, который то грозился нажаловаться на нас, то требовал спасти его, то обещал сокровища, если мы его выведем и отпустим. Тихоне это надоело, и он княжича отключил. А потом сам вскрыл ему вены.
- Что? Этого не жаль. Все одно на виселицу, а так хоть польза будет.
И никто не стал возражать.
Правда, до смерти княжича не уморил. Процесс кристаллизации шел довольно быстро, и грязная миска, которую явно использовали, чтобы кормить пленников, постепенно наполнялась.
Не до краев, но и ладно.
Нас… не так много.
Сапожник впал в молчаливую задумчивость, схожую с хандрой. И мне это состояние настолько не понравилось, что я не удержала.
- Если сдохнешь, - сказала я, перебирая теплые на ощупь кристаллы, - Отуле придется растить ребенка одной. И его будут дразнить ублюдком.
- Что?
- Что слышал. Кстати, Яжинский её выгнал.
- С-сволочь он, - заикаясь, сказала Янка. И это были первые её слова. – Он… он… он чуть не убил маму! Когда сказали! И меня тоже…
И она расплакалась. А Ниночка её обняла. Я же спросила.
- Этот тебя в лесу поймал?
- Д-да… я думала, что заблудился. И он такой весь… такой… неопасный. А он… и я тут… и…
Она ревела, совершенно по-детски, уткнувшись в Ниночкино плечо. Та же утешала, нашептывала что-то. А Сапожник сидел, уставившись в одну точку, и покачивался. Взад и вперед.
Взад и…
И главное, выражение лица у него становилось таким вот, решительным. А потом он поднял голову и сказал:
- Я ведь убил человека…
- Ну как тебе сказать. Как по мне, он давно перестал быть человеком.
Еще задолго до того, как Мишку убил. И… и даже если не Мишку, он сорвался бы. Из-за излишка силы. Альбита. И в целом того, что в голове его творится.
А потом мы пошли.
Наверх.
Два пути. Два прохода.
Но Софья уверенно шагнула в зал с… женщинами. И пройдя его насквозь, закрыла глаза. А потом сказала:
- Нам повезет.
Ей хотелось верить, потому что… все-таки пророчица. А с другой стороны внизу дар не работает. Поэтому шансы и там, и там равны.
- Повезет, - ответила я ей. И пальцы скрестила. На удачу.
Что еще оставалось? Кроме этих пальцев и надежды.
Что завал не так велик.
Что верхние галереи уцелели, хоть как-то.
Что подпорки выдержат давление, и сверху земля не осядет к чертовой матери, окончательно превратив шахту в очень большую и роскошную – куда там курганам предков – могилу. Что… силенок у нас хватит. И дури.
Боги любят сильных.
Все любят сильных.
И от первого, направленного удара Медведя, скала затрещала. А с потолка посыпалась мелкая крошка. И…
- Может, вы все-таки там погодите? – предложила я Ниночке.
И Янке, что за Ниночку цеплялась.
И Софье тоже, хотя она точно откажет.
- А то вдруг…
Все-таки мы глубоко. А скала, прогрызенная шахтами, как ходами, ненадежна.
- Лучше пусть быстро… если что, - сказала Ниночка очень тихо. – Медленно я не хочу.
- Да и если вы пройдете, а внизу засыплет? – Янка мыслила несколько иначе.
И в этом была логика.
- Погоди, - Тихоня подхватил горсть кристаллов. – Иначе давай. Медведь, щит держи, чтоб если оседать начнет, отступить могли, а я плавить попробую. С огнем у меня всегда выходило. Тьма…
- Поддержу.
- И я, - Бекшеев еще слабо держался на ногах, но отказывать ему Тихоня не стал. Это бесчестно было бы. Кивнул вот.
Сапожник стал в пару с Медведем. Княжич… ну его не спрашивали.
Первый завал, как ни странно, мы прошли легко. Так, чуть потолок просел, осыпался, закупоривая проход. И эта легкость обнадежила. Чем мы выше, тем легче до нас добраться. По полуразрушившейся третьей галерее мы шли довольно долго. Здесь было темно, и альбит остался внизу. А артефакты Сапожника перестали работать.
Двигаться приходилось наощупь.
И Софья вела.
Куда-то… до очередного завала. Там отдых. И повторить… отдых.
Вода заканчивается. А наверх…
Вперед.
Больше никто не плачет. Даже княжич и тот заткнулся. Только дышит тяжело и периодически срывается на кашель. Но мы идем.
Время. Там, в темноте, времени нет. Зато силы уходят. И в первый раз, когда Медведь принимает кристаллы, я замираю от ужаса. Это ведь всегда нагрузка, а у него сердце…
Тихоня закидывает их в рот горстью.
И выброс силы расчищает коридор. А потом еще один… и еще… и их все равно много. Слишком много… когда Медведь отключается, мы останавливаемся. Он молча оседает на пол, и Ниночка не успевает подхватить. А если бы и успела, куда ей удержать-то?
- Живой, - я нахожу его наощупь. Странно, но в этой кромешной тьме мы тоже что-то да видим. – Просто… надо отдохнуть.
Напиться бы.
Поесть.