Или нет. Если б Мишка в городских кофейнях был, то донесли бы, пусть не Яжинскому – он нелюдимый, но Сомову так точно. Стало быть…
- Сейчас? – уточнила Янка.
- А далеко?
- Неа. Тут… на старой вырубке. Дерево одно, а под корнями такое вот, - она развела руками. – Ямина. Нора прежде. А там уже Мишка схрон сделал.
Янка же выследила.
- Зачем ему деньги? – я поглядела. Сумрак. И дождь. Не самая лучшая погода для прогулок по лесу, но фонарь еще есть, а Янка привычная. – Ну, помимо подарков Сомовой.
- Так… - на меня поглядели, как на дуру. – Сбежать хотел. Хотели. Они. Вдвоем. На большую землю. Мишка и копил. Чтоб, значит, квартиру снять.
Она загнула палец.
- И на еду было. И на документы… но он как-то обмолвился, что ему сделают. Такие, чтоб им там по восемнадцать было.
Хреново.
Не должен был Мишка знать людей, которые этаким промышляют.
А он, выходит, знал.
Вот тебе и…
Я выбралась наружу и поежилась. Налетевший ветер швырнул в лицо мелких капель, смешанных со льдом. И Янка чихнула, с надеждой поинтересовавшись:
- Может, завтра сходим?
- Неа, - я покачала головой. На завтрашний день у меня имелись планы. И не факт, что по их воплощении я буду способна хоть на что-то. – Веди.
Глава 21. Восьмерка кубков
Глава 21. Восьмерка кубков
К дому Зимы Бекшеев отправил Тихоню, который выслушал распоряжение молча, кивнул и удалился. Тихо-тихо. Не человек – Тень.
Приказ он выслушал.
Кивнул.
И нахмурился, явно досадуя. Но на что? На то, что княжич сбежал и теперь может повторить визит, выместив на Софье свое раздражение? Или на то, что хватились его рано?
А вот на квартиру к Барскому пришлось самому ехать.
- Вы только подумайте! – очень толстая женщина в мышастом костюме говорила громко, так, что слышал её не только Бекшеев, но и пара девиц в серых платьях, две дамы в возрасте и один лакей весьма пройдошистого виду. – Я к нему со всем сердцем! Еще переживала, как он там, без женское руки! А он! Все-то нажитое непосильным трудом… паркеты разломал! Унитазу! Лучшую фарфоровую унитазу, которую мой дорогой супруг с Петербурху заказывавши, испоганил…
Запах апельсинов Бекшеев ощутил в прихожей. Там же, прислонившись к стене, дремал Ник-Ник. Начальство он приветствовал легким кивком.
И махнул.
- Ничего не трогал. До распоряжения.
В этих словах снова примерещилась насмешка. Но Бекшеев сказал:
- Благодарю.
Ник-Ник закатил глаза.
- Держись в стороне, - попросил Бекшеев.
Дар… странно, но отозвался еще легче, чем там на берегу.
Шаг.
Прихожая. Грязные следы, ведущие вглубь квартиры. Пятна… от воды? Сухая земля комками. Один ботинок с белым носом торчит из стойки для зонтов.
Дальше.
Пятна. Снова. И опять.
Следы.
Бумажка от конфеты. Карамель «Мятная». Дешевая, но лучше нет, чтобы перебить запах перегара. Бутылки. А ведь разные, от весьма дорогого коньяка до темных, вовсе лишенных этикеток. Самогон? Тоже возможно. Следы… кажется, кого-то вырвало на ковер и довольно давно. Пятно пытались чистить.
Не то.
Вот.
Здесь жил один человек. Даже не жил – существовал. Он приходил сюда и… сбрасывал дорогую одежду. Обувь. Еще ботинки, один под креслом, второй – в бархатном абажуре. Дорогое кашемировое пальто вместо тряпки прикрывает засохшую лужу.
Так и есть. Сбрасывал. Одежду. Обувь. И маску.
Тайник в полу Бекшеев изучал долго. А потом содержимое полок, убеждаясь, что нет там шкатулки, ни из зачарованного дерева, ни иной какой.
А еще не было портмоне.
И документов.
Зато в прикроватной тумбочке нашлась толстая пачка ассигнаций, перевязанная банковской лентой.
- Это… - Ник-Ник до того молчавший, вдруг спросил. – Это сколько… тут?
- Десять тысяч рублей, - ответил Барский, позволяя дару отступить. Все, что нужно, он уже увидел. Вторая пачка нашлась под матрацем. Еще пару тысяч россыпью лежали под покрывалом.
Пару тысяч и довольно крупный, с ноготь, сапфир.
- Вот же ж… - Ник-Ник добавил пару слов покрепче, а потом закрыл глаза. – Стало быть, убили его не из-за денег.
- Думаете, все же убили?
Бекшеев снова обошел квартиру. А ведь вполне себе. Если убраться. И ковер заменить. Кровать, впрочем, тоже. Или хотя бы матрац, потому как пахло от него характерно.