Не вышел из боя

кассету,

и пой,

даже если тебя уже нету.

Торгаш тебя ставит

в игрушечке-«Ладе»

со шлюхой, измазанной в шоколаде,

и цедит,

чтоб не задремать за рулем!

«А ну-ка Высоцкого

мы крутанем!»

Володя, как страшно

меж адом и раем

крутиться для тех, кого мы презираем!

Но, к нашему счастью,

магнитофоны

не выкрадут

наши предсмертные стоны.

Ты пел для студентов Москвы

и Нью-Йорка,

для части планеты, чье имя — «галерка»,

и ты к приискателям

на вертолете

спускался

и пел у костров на болоте. Ты был полу-Гамлет

и полу-Челкаш

Тебя торгаши не отнимут.

Ты наш…

Тебя хоронили,

как будто ты — гений.

Кто — гений эпохи. Кто — гений мгновений.

Ты — бедный наш гений семидесятых,

и бедными гениями небогатых.

Для нас Окуджава

был Чехов с гитарой.

Ты — Зощенко песни с есенинкой ярой,

и в песнях твоих,

раздирающих души,

есть что-то от сиплого хрипа Хлопуши!

Киоск звукозаписи

около пляжа.

Жизнь кончилась.

И началась распродажа.

Алла ДЕМИДОВА. ОН ЖИЛ ТАК — И ПИСАЛ ТАК…

Чем больше знаешь человека, тем труднее о нем рассказать. Не знаешь, какой угол зрения выбрать. Каждый из нас, проработавших с Высоцким шестнадцать лет в Театре на Таганке, мог бы о нем рассказывать часами, но написать… Сейчас, слава богу, о нем много пишут. А после его смерти мы еле-еле смогли пробить в «Вечернюю Москву» маленькое сообщение. При жизни он пел:

И хоть путь мой и длинен и долог,
И хоть я заслужил похвалу,
Обо мне не напишут некролог
На последней странице в углу —
Но я не жалею…

Но тем не менее все, кто знал его в какой-то степени, мне кажется, должны оставить свои воспоминания. Пусть это будут только разноцветные камешки для будущей большой мозаики — жизнеописания поэта — грядущему художнику, которому по плечу будет такая масштабная работа. Ведь мы сейчас, например, знаем о Пушкине больше, чем его ближайший друг Соболевский (который, кстати, не оставил о нем воспоминаний, хотя, быть может, знал его лучше других): для него были закрыты и переписка поэта, и его дневники — весь тот архив, который всплывает и теперь по листочкам. Теперь, спустя полтора столетия.

Я не хочу проводить никаких параллелей, не хочу сравнивать ничьи судьбы, и, как сказала Марина Цветаева, «дело поэта: вскрыв — скрыть».

А кому раскрывать? Видимо, Времени. И если я вспоминаю имя Пушкина, говоря о Высоцком, то по аналогии нечеловеческой концентрации всех творческих сил, по способности мощно собрать и мощно отдать.

Ощущение жизни как высшего долга. Не разъединить, а объединить. Быть на службе великой эволюции души, эволюции жизни.

Ощущение своего «я» в связи с космическим высшим духовным началом. Высокие помыслы и высокое горение нравственных чувств — каждый большой поэт должен зажигать это в людях. Поэт, как олимпийский бог, зажигает нравственный огонь в сердцах людей.

…У Высоцкого постоянно предчувствие конца и страх, что не успеет выразить свое кредо. Противоречие между высоким долгом и реальной жизнью, бытом сломало его. У него не было спокойствия. Его жизнь — это буйство страстей. Постоянное ощущение, что мог бы сделать больше.

Он недовоплотился. Отсюда постоянные срывы. Резкие разрывы с друзьями — не прощает малейшего предательства. Иногда разрывал очень жестоко.

О его двойственности натуры очень хорошо сказал он сам в стихотворении «Дурацкий сон, как кистенем, избил нещадно…» (сборник «Нерв»).

Через месяц после смерти Володи мне неожиданно позвонили из «Советской России» и предложили за два дня написать статью о Высоцком. Я. естественно, согласилась. У меня были дневниковые записи о последних двух «Гамлетах» — 13 и 18 июля, о похоронах и поминках (дома и в театре), и я их использовала в статье, которая вышла на полосу в жестоко скорректированном виде, но я не жалею: в «зоне молчания» о поэте была пробита брешь. Появилась некая возможность публикаций о нем.

Потом я написала еще две статьи о Высоцком: одну для «Юности» — «Гамлет нашего времени» (в печать пошло другое название — «Он играл Гамлета»): о том, как Володя менялся в этой роли, ведь за 10 лет мы сыграли 218 спектаклей. И другую статью — для «Литературного обозрения», о театральных работах Высоцкого, а вернее — о том, как начинали мы, вровень, и как неуклонно Володя шел вверх.