Вечно в кожаных перчатках, чтоб не делать отпечатков, —
Жил в гостинице «Советской» несоветский человек.
Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью,
Щёлкал носом — в нём был спрятан инфракрасный объектив, —
А потом в нормальном свете представало в чёрном цвете
То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив.
Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,
Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный склад,
Искажённый микропленкой, ГУМ стал маленькой избёнкой,
И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.
Но работать без подручных, может — грустно, может — скучно.
Враг подумал, — враг был дока, — написал фиктивный чек.
Где — то в дебрях ресторана гражданина Епифана
Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.
Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным.
Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.
В общем, так: подручный Джона был находкой для шпиона.
Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел.
— Вот и первое заданье: в три пятнадцать, возле бани,
Может, позже, может, ране — остановится такси.
Надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора,
А потом про этот случай раструбят по Би-би-си.
И еще. Оденьтесь свеже, и на выставке в Манеже
К вам приблизится мужчина с чемоданом, скажет он:
«Не хотите ли черешни?» — Вы ответите: «Конечно».
Он вам даст батон с взрывчаткой — принесёте мне батон.
А за это, друг мой пьяный, — говорил он Епифану, —
Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин…
Враг не ведал, дурачина — тот, кому всё поручил он,
Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.
Да, до этих штучек мастер, этот самый Джон Ланкастер.
Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек.
Обезврежен он, и даже он острижен и посажен.
А в гостинице «Советской» поселился мирный грек.
Лукоморья больше нет…
Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след.
Дуб годится на паркет, — так ведь нет:
Выходили из избы здоровенные жлобы,
Порубили все дубы на гробы.
Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,
Но явился всем на страх вертопрах!
Добрым молодцем он был, ратный подвиг совершил—
Бабку-ведьму подпоил, дом спалил!
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Здесь и вправду ходит кот, как направо — так поёт,
Как налево — так загнёт анекдот,
Но учёный, сукин сын, цепь златую снёс в торгсин
И на выручку один — в магазин.
Как-то раз за божий дар получил он гонорар.
В Лукоморье перегар — на гектар.
Но хватил его удар.
Чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар мемуар.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —