Не забудьте выключить телевизор

Круги превращались в спираль; с каждым разом исходная точка отодвигалась все дальше, отводя Тварей от намеченного маршрута. Летели встречные тени, и Русинский был копьем, а копье — Богом.

Послушные кони рвались вперед. Расчерчивая небо широкими кругами, колесница очищала небо, распыляя все вокруг, и кони вздымались на дыбы, снова бросаясь в пекло.

В последний миг, выхватив меч с победным криком, Русинский увидел несшегося на него всадника и перекошенное ненавистью лицо, рыжую гриву на шлеме и сведенный судорогой рот, и со свистящим ударом чудовищной палицы Русинский рухнул куда-то бесконечно в глубину, в пустоту и безмолвие.

ЭКИПАЖ. 1 СЕРИЯ

25. IV.1986. 19:20 м.в.

— Вставайте, граф. Вас ждут великие тела.

Русинский с трудом разлепил веки. Свет люминесцентных ламп разливался в пространстве, границы которого он еще не мог определить.

Приподнявшись на локте, Русинский попытался встать. Тошнота откинула его обратно на спину, но справа и слева возникли двое похожих на статуи атлетов и, схватив его под мышки, вскинули в вертикальное положение. Русинский несколько раз глотнул воздух и откашлялся так, что казалось, вылетят мозги. Тошнота понемногу отступила.

Он находился в большом бетонном гараже, где в ряд выстроились трофейный «Виллис», белая «Победа», красный «Мерседес» и четыре «ГАЗ-24» того траурно-черного цвета, что всегда оставлял в его сердце неизъяснимо тоскливую ненависть к властям, когда членовозы областного значения проносились по улицам Малкутска.

Пошатываясь, пытаясь унять дрожь во всем теле, Русинский исподлобья уставился на расплывчатую фигуру, стоявшую напротив. Когда мельтешение и молочные сгустки сошли с его глаз, он увидел, что перед ним — Гикат Миртрудамаевич, улыбающийся с веселой насмешливостью.

— Признаться, не был уверен, что вы очнетесь, — произнес он. — Мои орлы переборщили. Да и я попал вам, сударь, прямо в лоб. Но черт побери! Крепка мистическая кость!

И он жизнерадостно, с чувством хлопнул себя по коленке. Затем энергично повернулся, что-то приказал рыжим атлетам и скрылся в проеме стены.

…Путь по коридору, обитому дубовыми панелями, занял около пяти минут. Русинского провели в неярко освещенную залу без окон. В углах висели канделябры с зажженными свечами. Пахло оплавленным воском, корицей и табаком.

Комнату наполняли какие-то люди; опустившись в жесткое кресло с широкой прямой спинкой, Русинский присмотрелся к окружающим. Вскоре его глаза привыкли к полумраку. Странная статуя в центре комнаты, бассейн в углу, гербы королевских фамилий, развешанные по стенам будто охотничьи трофеи, черепа на книжных полках у фолиантов, вероятно, написанных обладателями этих черепов — Русинским исподволь овладевало чувство, что эту картину он уже видел. Все смешалось в его голове. Привычные связи мыслей распадались, бродили точно дрожжи, вновь соединяясь в непривычных и настораживающих сочетаниях. Русинский впился руками в подлокотники кресла. Он не мог понять, что же происходит, но решил не торопиться до первой возможности сделать вывод.

В комнате находились шесть живых существ. На привольном резном диване сидел Агродор Моисеевич. В глубоком белом кресле — не столь высоком, как у Русинского, зато гораздо более комфортном (такие он видел на картине «Ходоки у Ленина») вальяжно курила дама редкой, но определенно порочной красоты. Ее голову на сильной упрямой шее венчала корона, сплетенная из зеленоватых волос с золотым отливом; в прическе поблескивали изумруды. Галантно склонившись над ней, стоял длинный худой мужчина с эспаньолкой; в нем Русинский узнал врача из ординаторской. Время от времени тот с шаловливой улыбкой что-то шептал даме, и она бархатно смеялась, обнажая жемчуг зубов и, отставив длинный мундштук с дымящей сигаретой, бросала заинтересованные взгляды на Русинского. Лицо дамы не показалось ему незнакомым, и чувство узнавания окрепло, когда он вспомнил о нелепой гибели Семена. Болотная тина на озерном берегу не портила специфическую красоту дамы, да и белоснежный парик, пышный как взбитые сливки, тоже когда-то был ей к лицу, но тонкие жестокие губы и лихорадочный блеск глаз перечеркивали эту роскошь.

Между креслом и диваном расхаживал, заложив руки за спину, целитель из психушки. Только сейчас Русинский заметил его невысокий рост — не больше метра шестидесяти. У глыбы секретера сидел на корточках высохший мужичок с серым морщинистым лицом. В нем было что-то обезьянье — точнее, нечто от мумии обезьяны. Оживляло его лишь то, что время от времени он презрительно цыкал, сверкая платиной зубов. Этого типа он, несомненно, видел в комнате Тони. «Значит, жив», — подумал Русинский без всякого движения чувств.