Не загоняйте убийцу в угол

Не умолкая ни на минуту, Карлос как бы случайно взял Кармен под руку, и уже не отпускал. Кармен от души смеялась, в восторге от него. Елена хорошо знала сестру: восторг ее объяснялся тем, что за ней ухаживали на глазах у всех. «Этот чертов Карлос, – думала Елена, – строит из себя покорителя женских сердец». И тут же вспомнила, как тот обычно держался с ней: или смотрел сквозь нее, или воспринимал ее исключительно как часть пейзажа. Неизменно вежливый, Карлос совершенно равнодушно произносил пару-другую фраз – и все. Нет, конечно, дело не в том, что он мог бы заинтересовать ее, или она – его. Нет, дело в воспитании. В разнице между хорошим и плохим воспитанием. Если для Карлоса она – пустое место, то, надо, по крайней мере, соблюдать приличия и не подчеркивать этого; а если он так не считает, то, по крайней, мере должен давать это понять всякий раз, когда они встречаются, а встречаются они довольно часто.

С видом знатока Хуанито Муньос Сантос отпил глоточек орухо,[2] которым угостил их Фернандо, взглянул на кончик гаванской сигары и, с удовлетворением отметив, что тот горит ровно, затянулся. Смешанный вкус спиртного и табака приятно разошелся по всему телу, и Хуанито благодушно вздохнул, но в его вздохе отчетливо прозвучало нетерпение. Из-под портика подул и тут же стих легкий ветерок.

Трое мужчин – Хуанито Муньос Сантос, Лопес Мансур и Фернандо – сидели чуть поодаль от жен; те разговаривали, устроившись в принесенных из сада полотняных гамаках, которые они повесили прямо под открытым небом, на площадке перед портиком.

– Я считаю, – начал Хуанито Муньос Сантос, – что это убийство – просто сведение счетов. Других вариантов нет, и быть не может. Разве не так?

Фернандо достал из кармана пачку сигарет и, закурив, ответил:

– Этого мы не знаем, Хуанито. Понимаешь, не знаем.

– Ну, посмотри, – не допускающим возражений тоном сказал Хуанито. – Вспомни все наши разговоры с судьей. Когда мы его видели в последний раз? На прошлой неделе? Он же вечно рассказывал какие-то кровавые истории, от которых мороз по коже, про свои безжалостные приговоры, словно он был самым суровым судьей в Испании. И честно говоря, не думаю я, что он был таким хорошим человеком, как говорят. Одержимым он был, это да. Я спокойно отношусь к таким людям, хотя сам трезво смотрю на окружающий мир и понимаю, что есть определенные правила игры… Но судья Медина был одержимым, пусть мы и слушали его всегда с удовольствием. Человек другой эпохи, на мой взгляд, слишком непреклонный, если уж честно. Поэтому я тебе и говорю: кто-то вполне мог свести с ним счеты, наверняка найдется немало людей, которым он насолил. Во всяком случае, даже не зная его, я не хотел бы, чтобы он рассматривал мое дело. А уж зная, и подавно, – добавил Хуанито.

Тут молчавший до сих пор Лопес Мансур заметил:

– Почему другой эпохи? Этой тоже. Может, он был в ТОП.

Бросая подобное обвинение, Лопес Мансур прекрасно понимал, что оно может оказаться правдой, а может и ложью; но, слушая Хуанито, он уже начал создавать в своем воображении образ судьи, и занятие это развлекало его гораздо больше, чем доводы Хуанито.

– Серьезно? – заинтересовался Фернандо. – Ты точно знаешь?

– Где-где? – спросил Хуанито.

– В Трибунале общественного порядка, – пояснил Фернандо. – Они рассматривали политические дела.

– Ну, так тем более я прав, – подытожил Хуанито, внимательно разглядывая обволакивавшее его облачко сигарного дыма.

– Я не слышал, чтобы он был в ТОП, но голову на отсечение не дам, хотя очень странно, что судья ни разу не упомянул об этом, когда рассказывал про свои подвиги. Эти Трибуналы рассматривали обвинения против антифранкистов, – повернулся Фернандо к Хуанито и Добавил: – и, как ты понимаешь, выносили приговоры, которые совершенно не соответствовали принципу справедливости наказания. Однако между этим и убийством судьи – целая пропасть.

– Возможно, – кивнул Хуанито, – к тому же теперь нет ни левых, ни правых.

– Неужели? – тут же отозвался Лопес Мансур. – А я-то и не знал.

Фернандо и Хуанито посмотрели на него, но взгляды их выражали совсем разное.

– Как бы то ни было, – Мансур вступил в разговор, чтобы отрезать своим собеседникам путь к отступлению, – я пока не вижу поблизости ни одного… красного, – он подчеркнул это слово – который готов убить судью, приговорившего его бог знает сколько лет назад к тюремному заключению за то, что у него дома была копировальная машина, и он печатал на ней листовки. Я говорю это так, к примеру, – добавил Мансур, увидев, какие лица стали у его собеседников, и тут же предостерегающе поднял руку: – Ничего подобного! Я никогда не держал дома копировальной машины, и судья Медина никогда не выносил мне приговора за участие в политической борьбе!

Фернандо расхохотался:

– Ого, какой ты красный!

– А, так ты был с ними? – заинтересовался Хуанито.

– Нет, – ответил Мансур, – я убивал только по заказу, и мне было плевать, кто платит.

Приоткрыв рот и удивленно подняв брови, Хуанито недоверчиво смотрел на Мансура.

– Ну, ты шутник, – только и сказал он.

Фернандо вмешался в разговор: