Не загоняйте убийцу в угол

Судья де Марко вдруг спросила себя, а почему, собственно, следствие с самого начала решило, что убийца, уходя, обогнул дом и вышел через ту же калитку, через которую вошел? Время работало против него; резко, одним движением перерезав множество сосудов, в том числе и сонную артерию слева, вряд ли он сомневался в точности нанесенного удара. Зачем же, в таком случае, терять время и обходить дом кругом? Вне всякого сомнения, убийца действовал очень дерзко: был хорошо выбран день, действительно, на редкость жаркий, – один из тех дней, когда из-за влажности от жары устаешь вдвойне, – и час, когда все отдыхают после обеда. Но успех дела зависел от того, насколько быстро он справится, поэтому задержка, потеря времени казалась бессмысленной. Если только… если только в ней не было какого-то особенного, скрытого смысла. Но тогда, в чем он? Убийца во что бы то ни стало хотел пройти мимо окна гостиной и бросить последний взгляд на всю сцену, увидеть, как она смотрится со стороны? Но так ведут себя лишь люди искусства, художники, которые любят отойти на несколько шагов и окинуть взглядом только что законченную картину. Тут судья де Марко решила, что хватит фантазировать.

Мысли ее текли спокойно, с той естественностью, с какой одна за другой падают в реку дождевые капли, и вдруг дождь переполнил реку до краев, вода хлынула на берег – судья де Марко поняла: убийца хотел убедиться, что жертва его мертва, ему было важно увидеть это зрелище – зрелище состоявшейся смерти. Это оказалось так просто, что она даже не поздравила себя с догадкой. Просто, это было так. Но почему?

И судья де Марко снова вспомнила охватившую ее тревогу, когда она впервые увидела место преступления.

Allegretto Седьмой симфонии Бетховена в исполнении оркестра под управлением Рафаэля Кубелика звучало чуть слышно, – эта медлительность похоронной процессии в сочетании с задушевным лиризмом всегда завораживали Карлоса; основной мотив повторялся и повторялся, и на этом фоне allegretto переходило в crescendo. Музыка как нельзя лучше отражала настроение Карлоса. А потом, завершая crescendo, вариации ведущей темы наполнялись жизнью, звучали легко и весело, пока решительно не врывался основной мотив с его звучавшей в начале похоронной медлительностью, а потом – снова вариации, уже приглушенно, и так до конца части, такого необычного и такого точного. Да, эта музыка соответствовала тому, что творилось в душе Карлоса, возбужденного своими ощущениями, планами и образом Кармен.

И пока Венский симфонический оркестр радостно переходил к presto, Карлос закурил и встал на пороге домика. Солнце, вчера еще ослепительно сверкавшее и не собиравшееся уступать небо дождевым тучам, что приводило местных жителей в крайнее беспокойство и они готовы были орошать слезами землю, которой, по их мнению, грозила засуха, это солнце скрылось за свинцовыми тучами. Конечно, хорошая погода привлекала туристов, но вдали, на склонах гор виднелись бурые пятна засохшей травы. В таких случаях Карлос всегда был готов пожертвовать жарой: «Если вы хотите, чтобы все вокруг зеленело, если вы так цените зелень и приезжаете сюда ради нее, не мешало бы знать, что зелень появляется не по милости божьей, а благодаря дождю», – говорил он. Но он понимал, что плохая погода помешает ему провести с Кармен день на пляже. Утро на пляже было необходимо по сценарию, который он придумал, а теперь все пошло вкривь и вкось, и сценарий его оказывался под угрозой. Карлосу было свойственно опережать события; он любил обдумывать и предвкушать их в своем воображении – так он острее чувствовал радость того, что приходило после, и оба состояния были нераздельны. Это было как заклинание, как обряд, призванный умилостивить богов. Карлос считал себя предусмотрительным человеком, но мог перестраиваться на ходу, если того требовали обстоятельства; он бы никогда ничего не добился в жизни, если бы рассчитывал только на случайность, а не на упорные, хорошо продуманные усилия, ни на минуту при этом не теряя из виду конечную цель. Он добился своего положения потому, что не колебался, когда надо было сделать следующий шаг. Да, он был предусмотрительным человеком, но сразу чувствовал, в каких случаях надо забыть о предусмотрительности и выиграть можно, только поступив дерзко и неожиданно. Кармен – другое дело, здесь он мог себе позволить растянуть удовольствие. Почему он так считал? Да потому что развитие событий можно было предусмотреть, и весь его опыт говорил: решающая встреча состоится, причем очень скоро – множество мелочей подсказывало ему, что он не ошибается. Медлительность и неспешность хороши на другом этапе отношений, а не в начале. В Кармен Карлосу особенно нравилось то, что они без слов прекрасно поняли желания друг друга, благодаря лишь тонкой обольстительной игре, которая, у людей зрелых полна очарования и множества вкусовых оттенков, как старое выдержанное вино, и не имеет ничего общего с неуклюжей юношеской торопливостью.