Не загоняйте в угол прокурора

Он откинулся на спинку кресла и смотрел в окно. Снег все сыпал на город и мрачный брандмауэр соседнего дома лишь угадывался за белой пеленой. «Сыпал бы не переставая неделю,— думал Фризе.— Занесло бы сугробами улицы, встал транспорт, люди не высовывали носа на улицу. Сидели по своим квартирам жулики и воры, милиционеры и младшие советники юстиции. Замолкли бы телефоны…»

На подоконник прилетела синица — пухленький серо-зеленый комочек. Она повертела головой и требовательно застучала клювом в стекло. Владимир подкармливал синиц семечками, покупая их в подземном переходе на Тверской.

— Стучи, стучи,— сказал Фризе, но с места не тронулся. Лень было двигаться. Синица сердито вспорхнула, взметнув фонтанчик снега.

«Берта уже в Женеве,— с завистью думал Владимир.— Прошла паспортный контроль и едет в гостиницу. Глазеет по сторонам. А Грачева везут фирмачи в шикарном автомобиле, ведут с ним вежливые разговоры и не догадываются, что перед ними жулик. А, может, и того хуже».

Ему стало грустно и одиноко. Все дело с убийством санитаров чудовищно расползалось. За какой факт он не цеплялся, с каким новым свидетелем не знакомился — оказывалось, что этот факт — лишь звено в цепочке, а у свидетеля — криминальная биография. У Владимира пробуждался азарт фокстерьера перед лисьей норой. Но фокстерьером двигал инстинкт, дарованный ему природой, а Фризе, какой бы интуицией и способностью он ни обладал, барахтался в путах служебных инструкций и устаревших законов. Иногда хотелось послать к черту все эти инструкции, политес, которым руководствовался его шеф — независимо от того, кто верховодил: аппаратчики или демократы. Но тогда надо уходить из системы, главное, из любимого дела.

Синица снова застучала в окно, и Фризе, превозмогая усталость и лень, встал и пошел за семечками.

Заливистым милицейским свистком дал о себе знать телефон. Фризе несколько мгновений помедлил, испытывая искушение не брать трубку, но все-таки взял.

— Владимир Петрович, это вы? — голос Мавриной он узнал сразу.

— Так точно!

— Володенька, это ужас какой-то! Мне рассказали о нападении. Вас чуть не убили!

— «Чуть» — не считается,— приходя в замешательство от «Володеньки». Что за странная игра?

— Меня спас ваш кейс,— доложил он.— Но где я найду ему замену? Финка пробила его насквозь.

— Боже мой! — прошептала Маврина.— А если бы… Даже подумать страшно!

— Алина Максимовна, не нашли записную книжку? — спросил Владимир, пытаясь направить ее мысли в другое русло. Задача оказалась не из легких.

— Вам тоже пришлось стрелять? — Это тоже прозвучало, как приобщение к некоему братству: сначала стреляла она, теперь и ему т-о-ж-е пришлось.

— Так как же с записной книжкой?

— Я вам звоню каждые полчаса — на службе занято, дома никто не отвечает. Книжку я нашла в городской квартире, в письменном столе.

— Там есть запись разговора с кооператором?

— Володечка, вы же просили найти именно эту книжку. Я ее и нашла. Она вам срочно нужна?

— Еще как срочно! Вы в городе или на даче?

— В городе. Сейчас сажусь в машину и еду к вам. Скажите адрес.

— Вы поедете с шофером?

— Нет. Я и сама вожу машину. А шофера у меня больше нет. У вдовы другие возможности.

— Алина Максимовна, никуда с этой книжкой из дома не выходите. Заприте дверь покрепче. У вас хорошие запоры?

— Очень хорошие,— с недоумением сказала она.— Только почему такая паника? Неужели и в городе кто-то полезет в мою квартиру? Из-за Алешиной записной книжки?

— Запритесь как следует, никому не открывайте, кроме меня. Я сейчас приеду и мы все обсудим.

— Может быть, мне зарядить еще одно ружье? — с иронией спросила Маврина.

— Зарядите. Это серьезно.

Фризе быстро оделся, секунду постоял у сейфа, решительно открыл его и достал пистолет. И будто ожегся о него. «Странно,— думал он,— несколько дней не вспоминал о том, что из этого оружия убил человека. Даже Маврина, с этим ее «тоже», не высекла из меня искры, а взялся за пистолет — и муторно стало на душе».

Маврина жила рядом с Хамовниками, в современном, как еще недавно называли, номенклатурном доме из светлого кирпича. Старушка-дежурная, дремавшая в вестибюле, встрепенулась, услышав, как хлопнула дверь:

— Вы к кому, молодой человек?

— К Мавриной.

— Дома, дома. Двенадцатый этаж,— сочувственно вздохнула старушка и снова задремала.

Кабина лифта была просторной и светлой, с большим зеркалом. Вполне пристойный вид, если бы не пара рисунков в стиле Мазереля, прокомментированных крепкими словечками — дети бывших номенклатурных работников не остались в стороне от городской цивилизации.

Едва Фризе позвонил, как Алина Максимовна распахнула дверь.

— Ну почему же вы не спрашиваете, кто идет?

— Я видела в окно, как вы подъехали,— она приветливо улыбнулась и показалась еще более красивой, чем раньше. Черные облегающие брюки, серый пушистый джемпер, серебряная цепочка на шее — все было к лицу. Он прошел вслед за ней через просторный холл, заметив, что все его стены увешаны старинными саблями в красивых ножнах, мечами, кольчугами. В углу стояли полные рыцарские доспехи — покойный хозяин всерьез коллекционировал оружие.