Не загоняйте в угол прокурора

— Знаете, в начале века один юрист про таких, как вы, сказал: «У нас демократию понимают так: я делаю все, что мне хочется, а другому мешаю делать то, чего он хочет».

—Умница! — захлопала Тамара в ладоши и быстро поцеловала Панина в щеку.

— Правильно, правильно,— одобрительно сказал и хозяин.— Мы даже повернуться не можем без того, чтобы не задеть соседа локтем! А почему не слышно музыки? Саша,— обратился он к Панину,— ваши музыкальные симпатии я вполне одобряю…

— Они же у меня милицейские,— не удержался Панин.

— Давай за работу! — грубовато-дружески, словно они были сто лет знакомы, сказал Ватагин.— Томка тебе поможет.

Пьяный Севрюк пытался было увязаться за Паниным, но Елена Викторовна встала у него на пути и, что-то ласково нашептывая на ухо, увлекла в сторону кухни. Наверное, отпаивать крепким чаем.

— Ну и чем же вас порадовать? — спросил капитан у Тамары, быстро просматривая кассеты.

— Хорошим старым танго. У Мишеля есть такие кассеты!…

Панин включил магнитофон, и они пошли танцевать, уверенно лавируя среди бесчисленных пуфиков, кресел и журнальных столиков. «Поменьше бы всего этого барахла,— подумал капитан,— настоящий танцзал можно устроить».

— А вы человек непростой,— сказала Тамара, в упор разглядывая Панина.— С вами на брудершафт не выпьешь.

Панин рассмеялся:

— Что за странный вывод? И кстати…— он показал на щеку.

— Это в награду за находчивость. И больше не решусь.— Она хотела еще что-то сказать, но в это время рядом с ними остановилось миниатюрное и очень кудрявое существо — не то школьница, не то зрелая женщина — и похлопало в ладоши.

— Ну, Инка! — разочарованно произнесла Тамара.— Мы только начали…

Пигалица ничего не ответила, а только, упрямо поджав пухлые губы, хлопнула в ладоши еще раз.

С такими маленькими женщинами Панину танцевать не приходилось. Он только собрался поинтересоваться, в каком классе учится кудрявое создание, как девушка спросила:

— Вы про Леню Орешникова слышали?

— Слышал. И про него слышал. И его самого слышал. Хороший певец.

— «Хороший» — это значит просто средний. А Леня был гениальный.— И она выжидательно посмотрела на Панина. Капитан решил подыграть:

— Почему был, милое дитя?

Лицо у женщины сделалось скучным.

— «Милое дитя» прощается вам как новичку. Снято с вооружения. Так вот про Леню. С ним расправились рэкетиры. Слышали про таких?

— И про них слышал. Доводилось,— усмехнулся Панин и хотел спросить, откуда у Инны такие сведения, но теперь уже Тамара с воинственным видом захлопала перед ними в ладоши.

— Тамара, у нас серьезный разговор,— сказал Панин.— Через пять минут…

— Никаких пяти минут! Правила игры надо соблюдать!

— Не отвяжется,— совсем тихо произнесла Инна.— Вы меня на телевидении разыщите. Инна Ивановна Печатникова. У Мишеля есть все мои координаты. А сейчас мне пора…— Она подняла свою крошечную ладошку: — Чао!

— И что за серьезные разговоры могут быть с Инной Печатниковой? — спросила Тамара, прижимаясь к Панину чуточку ближе, чем требовалось в танце.— Признавайтесь.

— Это допрос?

— С пристрастием! А может быть, вы с нею давно знакомы?

— Инна рассказывала мне про Леню Орешникова.

— Что она может о нем рассказывать? Этот анфан тэрибль замечает во время съемок только режиссера и музыкантов. А директор картины, администратор…

«Что они, сговорились устроить мне проверку? — подумал Панин.— Один выясняет мои познания в музыке, другой — отношение к демократии. Теперь эта экзальтированная дамочка решила проверить, силен ли я во французском».

— Этот, как вы сказали, Фанфан-Тюльпан хороший певец, по-моему. И вдруг — пропал. Инночка его очень жалеет…

— Найдется. У Лени Орешникова есть такое хобби: внезапно исчезать и внезапно появляться. А это вы хорошо придумали — Фанфан-Тюльпан!

— Я придумал? — Наверное, капитан перестарался и Тамара поняла, что ее разыгрывают.

— Ладно, ладно! Не придуривайтесь. У меня есть предложение — кофе пойдем пить ко мне. Это совсем недалеко, на Второй Советской.

— А как же?…— Панин обвел глазами гостей.

— По-английски, гражданин следователь. А к тому же я женщина свободная.

Уход по-английски не получился. Тамара, прежде чем удалиться, пошепталась с хозяйкой, а Панина засек Валентин Никонов:

— Мегрэ, уж не к Тамаре ли ты отправился пить кофе? Осведомленность друга покоробила капитана, и он буркнул:

— А тебе завидно?

В подъезде было темно. Лишь слабый отсвет белой ночи с трудом пробивался через пыльное стекло над дверью. Панин заметил легкую тень, прижавшуюся к стене. Тамара подстерегала его, и когда он, сделав вид, что ни о чем не подозревает, проходил мимо, прошептала сдавленным голосом:

— Руки вверх!

А потом, прижавшись к Панину, долго целовала его, обхватив руками за шею. Губы у нее были удивительно мягкие и нежные. Панин вспомнил слова Валентина, но внутренне отмахнулся от них, как от пустых и ничего не значащих.

Они шли по тихим светлым улицам не спеша, так, как ходят люди, уверенные в том, что в конце пути их ждет непременная награда.