– Самую большую коробку, ассорти, – Коннор уже открывает дверь. – Эй, стой, не надо! – он отмахивается и выходит из машины. – Возьми хотя бы деньги, – естественно я кричу в уже закрытую дверь.
Через несколько минут зеленоглазый дьявол возвращается и салон заполняется ароматом свежей выпечки, теплая коробка греет мне ноги, а в животе начинает урчать.
– Картошки было мало, принцесса? – я кидаю в него предостерегающий взгляд. – Да ладно тебе, ночь была похлеще похода в спортивный зал.
Я опять закатываю глаза в манере Алекс и отворачиваюсь к окну. Хоть я и не водитель, но все же знаю, как сделать звук в машине громче. Остаток пути проходит в безмолвии и под звуки грубой музыки.
– Спасибо, – один из пончиков, с вишневой начинкой, я оставляю на салфетке на приборной панели, – ты же понимаешь, что я не верну тебе одежду?
– Ты же понимаешь, что я знаю, где ты живешь, а твоя соседка – девушка моего друга. На твоем месте я не был бы уверен, что это наша последняя встреча, – Коннор улыбается и салютует мне двумя пальцами. – Увидимся, принцесса.
Я открываю дверь и выхожу из машины. Надеюсь, этот придурок не станет за мной следить и караулить около дома.
На мне наряд сумасшедшей – сапоги до колен, подвернутые со всех стороны штаны и огромный, нет, ОГРОМНЫЙ худи. Накидываю капюшон и максимально быстро преодолеваю расстояние до нашего дома и забегаю в здание. Надеюсь, мой позорный вид никто не видел. Я захожу в квартиру, и на меня уже почти привычно удивленно смотрят три пары глаз. Я повторяю за Энн и, показывая на подруг пальцем, произношу:
– Никаких комментариев, я в душ.
Оставляю пальто в коридоре, закидываю платье в свою комнату, пончики отдаю подругам и отправляюсь принимать горячую пенную ванну. Надеюсь, вода поможет мне смыть с себя последние сутки и мое тело станет таким же чистым, как и моя память.
Лика
Недовольный голос мамы доносится до моих ушей и вырывает из непривычно поверхностного сна. Вчера вечером я приехала домой, но уже сейчас мне хочется вернуться обратно в нашу с Энн квартиру. Каждый раз, когда я начинаю скучать по Ба и сестре, мое сознание возвращается к маме и необходимости взаимодействия с ней. После этого моя тоска становится болезненной и щемит сердце.
Я оглядываю свою комнату. Тут все так же, как и раньше. На столе пустой стакан для канцелярии, внутри выдвижной полки прячутся плакаты, которые мама не разрешала вешать, поскольку это бы отвлекало меня от учебы. Спасибо, что хоть книги разрешала читать, они расставлены по авторам и цветам ровным строем на стеллаже. Никаких фотографий, статуэток или чего-то личного, что могло бы идентифицировать комнату как спальню когда-то живущего здесь подростка. Все, что не касалось учебы, должно было быть убранным и не имело возможности быть на виду.
Мысленно я возвращаюсь в свою комнату в квартире и радуюсь, что хотя бы там я могу быть собой. Почти каждая полочка заставлена чем-то памятным. Ароматические свечи даже без пламени источают тонкий аромат, если взять их в руки и поднести поближе к носу. Книги, цветные журналы, светло-розовое покрывало на кровати. Первую осень я продолжала жить там, так же как и здесь, в пустом и рабочем пространстве.
А потом Энн поклеила в своей комнате обои. Я вспоминаю, как она спросила, хочу ли я так же, а даже не знала, хотела ли я этого или нет. Все решения в родительском доме принимались исключительно мамой и только при наличии практического в этом смысла. Всю зиму я копила деньги и держала в тайне от нее возникшее желание сделать ремонт. И сделала. Энн помогала мне клеить светло-бежевые обои на стену, а потом я стала дышать в той комнате и купила первую в своей жизни ароматическую свечу. Все мои действия, которые не вписывались в мамино мировоззрение, я делала, не ставя ее в известность и лишь ставя ее перед фактом. Про татуировку она не знает и не узнает никогда. Пупок увидела однажды и раскричалась, говоря, что пирсинг только для женщин с низкой социальной ответственностью. На цветные волосы она грозилась обрить меня налысо, но смирилась, когда поняла, что это никак не помешало мне остаться все той же прежней Ликой с хорошими оценками и прилежным поведением. Правда, дома я старалась собирать волосы в косу или хвост, чтобы у моей родительницы было меньше возможности видеть то, что ее так раздражает.
Отношения мамы с сестрой еще сложнее, чем со мной. Мари отвоевала свое право учиться там, где хочет, и практически прекратила общение в первые годы после отъезда из дома. Но еще до своего отъезда она пыталась переманить меня на сторону «свободы», но мое воспитание было еще строже. Мама до сих пор считает, что упустила воспитание старшей дочери, поэтому ко мне она относилась и до сих пор относится с большей строгостью. Несмотря на все это, мы любим ее такой, какая она есть, и пытаемся принять эту ее сторону, потому что она просто боится, что наша жизнь не сложится.