Не зарекайся...

Элементы межнациональной розни в тюрьму привносят тюремщики – у них психология только наполовину зэковская. Так, при какой-нибудь «раздаче» азербайджанец обязательно получит пару лишних пинков или ударов палкой только за то, что он зверь, чеченец «ответит» за кровь русских солдат и слезы их матерей, а еврей или цыган – за то, что, падла, еще не всех обдурил. Но при этом истинного задора менты, как правило, не проявляют, а просто исполняют, как ритуал, норму поведения. Нужно же продемонстрировать начальству и окружающим свою тупую принципиальность и вроде как патриотизм. [83]

Несколько особняком стоит отношение общей массы зэков к неграм, китайцам или вьетнамцам, которых в тюрьме с каждым годом становится все больше (как и на свободе). К ним относятся слегка презрительно и насмешливо, но причина этого в том, что зэки смотрят на этих забавных ребят, как на что-то экзотическое. Но негр или китаец от этого не страдает, воспринимает нормально, понимает, что вождем хаты ему все равно не быть. [84]

Тюремное врачевание

Одно из распространенных заблуждений относительно тюрьмы – то, что в санчасти СИЗО находиться намного приятней, чем в следственной камере. Заблуждение это идет от неправильного сравнения рассказов о сталинских лагерях с современной тюремной действительностью. В лагпунктах и на командировках того времени, где арестант, чтобы получить пайку, должен был отработать на повале или в шахте десять-двенадцать каторжных часов, оказаться в санчасти – это как очутиться в раю. Пайка здесь была, конечно, меньше, но и работы никакой. Лежи себе и плюй в потолок. В нынешних колониях условия труда ничем не отличаются от условий на любом заводе, да и работы на всех не хватает. И на пайку зарабатывать не надо, ее выдадут по-любому. Находящиеся под следствием зэки вообще не работают, и без санчасти можно лежать и плевать в потолок. Поэтому слепо стремиться на лечение не надо.

Шутить сквозь слезы по поводу казенного врачеванья начали еще великие. Сто пятьдесят лет назад Николай Васильевич Гоголь писал: «…лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет… Это уж так устроено, такой порядок… Все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком». Болеть в тюрьме нежелательно. Ноющий по поводу своих хворей зэк – настолько привычная картина, что на него вообще никто внимания не обращает, ни администрация, ни сокамерники. Случается, начинают замечать, когда он уже остыл. Но если все-таки болезнь случилась (а кто от этого застрахован?), нужно принимать меры. Чтобы не остыть.

Прежде всего, надо проявить настойчивость: использовать любую возможность, чтобы заявить о болячке. Для всякой тюрьмы характерно отсутствие умной организации и дефицит людей, способных эту организацию создать и поддерживать. Постовой контролер, которому вы расскажете о болезни, скорее всего, никому эту информацию не передаст. Подумает: об этом, наверное, знает медсестра, так зачем суетиться? Медсестра подумает, что об этом уже знает врач, а врач может по этому поводу вообще ничего не думать.

Вот суровый пример. В следственной камере один зэк упал на параше и сломал бедро. По свободе он был наркоманом, кости у него слабенькие, вот нога и сломалась при небольшом ударе. Четверо суток после этого его сокамерники просили дежурных контролеров, чтобы те вызвали врача. Каждый контролер абсолютно добросовестно и абсолютно тупо звонил в санчасть, но, так как коммутатор соединял его с таким же контролером в коридоре санчасти, то он ему эту просьбу и передавал.

Тот также добросовестно и тупо рассказывал это первому попавшемуся доктору, а доктор, занятый «рисованием» историй болезни, не вникая в суть информации, бурчал, что в корпусе, где находится больной, есть свой врач. Все, в общем, что-то предпринимали, но толку от этого не было никакого.

На третий день мимо камеры пробегала какая-то тетка в белом халате. Контролер сообщил ей о беде. Тетка через решетчатую дверь, с расстояния пяти метров, внимательно посмотрела на хворого, спросила, что с ним. (Вот это метод диагностики! В тюрьме еще и не такое бывает, могут диагноз и по телефону поставить). Зэк объяснил, мол, нога болит (а что он еще мог сказать?), она дала ему две таблетки анальгина и исчезла.

К счастью, на четвертый день по графику проверка была поименная, а не количественная, и зэки должны были выйти из камеры, один не вышел, и о его переломе наконец-то узнали. Почему зэки не говорили о беде старшим по корпусу при вечерних проверках, почему не говорили «прогульщикам» – кто их знает? Стеснялись, что ли? А может быть, и говорили? Так кричать надо было. Если бы не поименная проверка, бедолага так бы и воткнул. Поэтому внимания медиков надо добиваться всеми имеющимися средствами.