Сегодня пришло шесть новых электронных писем, каждое длиной в несколько страниц сплошного текста, которые он должен рассмотреть, проанализировать и обдумать. Четыре от профессоров и политиканов США, одно из–за границы, и последнее от монаха Джайна из Индии. Компьютер хороший помощник во всем, даже чтобы приготовить еду. Темы варьируются от внутренней политики, глобальных событий, прав человека, до чего-нибудь, что они могут обсуждать неистово и бесконечно, вращая интеллектуальные колеса по колее риторики. На сайте, который он создал в годы службы, когда был молодым и амбициозным солдатом. Тогда он еще не знал, что это будет его единственная связь с обществом.
Он углубляется в работу. Только здесь он может быть самим собой. Здесь от него требуется только интеллект. Он может не думать о своей жизни и ее неполноценности. Ни об Эрин и о том, когда она поймет, что связалась с неудачником. Ни о том, что он почувствует, когда она уйдет.
Часы тикают и только чистые, новые записи логических аргументов, рождаются одни за другими, в ритме, который он создает в своей голове.
– Ты проснулся.
Он поднимает взгляд и видит Эрин стоящую в дверях. Ее руки скрещены, и она облокачивается о дверной косяк. Интересно, как долго она там стоит?
– О, дорогая, прости.
Он быстро встает, и боль простреливает его шею. Отчасти это из–за сидячего положения, в котором он работает, но на самом деле, его шея болит еще с момента взрыва. Месяцы посещений терапии и реабилитации помогли, но не достаточно. Взрыв повредил больше, чем его кожу.
– Я потерял счет времени.
Она пожимает плечами и приближается.
– Все нормально. Ты можешь работать, сколько захочешь.
Ее присутствие, как маяк, освещает вещи, которые было бы лучше оставить в темноте. Она проводит пальцами по пыльной кипе бумаг. Он сказал ей, чтобы она пропустила эту комнату во время своего первого визита сюда, и, несмотря на все, что произошло между ними, это так и не изменилось. Их первый раз произошел в этой комнате, в единственном месте, где он чувствовал себя живым в те мрачные часы, и это ощущалось даже более интимно, чем секс, который они разделили.
– Давай вернемся в спальню. – Произносит он охрипшим голосом. – Я могу делать кое–что лучшее, чем это.
– Не спать, я полагаю?
Что–то как будто изменилось в ней, может ее застенчивость. Холодок пробегает между ними. Она проводит пальцами по его столу и осторожно сдувает с них пыль.
– Если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что ты от меня что–то скрываешь.
Это не так. По крайней мере не то, что она думает. Так почему же он вдруг чувствует себя виноватым? Потому что она не знает степень его повреждений и посттравматического стрессового расстройства. Потому что она не знает, как сильно он жаждет ее. Потому что она не знает, каким потерянным он был, пока не привязался к ней. Он не может рассказать ей этого, не показав своих слабых сторон – не потеряв ее.
– Спроси меня, о чем–нибудь, о чем ты хочешь знать, – говорит он. Его голос звучит подавленно, потому что именно так он себя и чувствует. Выставленный на обозрение и уязвимый. Для нее, да.
Она скользит пальцем по поверхности его светящегося ноутбука, конечно, он чист. Одна из немногих вещей, используемых здесь.
– Есть ли у тебя фотографии другой женщины?
Шок смешивается с облегчением, когда он смеется:
– Что? Нет!
– Я имею в виду… Наши отношения были довольно внезапны. Я не говорю, что мы должны быть единственными друг у друга или что я жду этого от тебя.
Он отвечает прямо, чтобы положить этому конец:
– У меня больше никого нет, Эрин.
– Тогда почему ты всегда приходишь сюда, когда думаешь, что я сплю? Я знаю, ты работаешь здесь сутки на пролет. Когда ты отдыхаешь?
Он открывает рот, чтобы ответить, а затем понимает, что он не знает ответа. Она не оставалась у него несколько ночей подряд, но эти две недели, которые они спали вместе, рассвет они встречали в кожаном вращающемся кресле. Затуманенным взором он смотрит на экран. Из активного дипломированного специалиста и военнослужащего он превратился в… ничто. Он все еще чувствует в себе стремления, амбиции, но не знает, что с ними делать.
Со стороны может показаться, будто он отказывается отвечать. Она подходит к полке со стопками книг, академических журналов, которые, вероятно, очень старые, с подчеркнутым текстом и загнутыми уголками.
Ее рука замирает над автоответчиком. Тот мигает красным. Она поворачивается к Блейку, будто спрашивая, может ли она нажать на кнопку.
Он пожимает плечами. Он понятия не имеет, кто оставил сообщение, но если это поможет успокоить ее, что нет другой женщины или каких–либо секретных разговоров, тогда он предпочитает, чтобы она услышала.
Вместо этого она поворачивается к двери и произносит, не глядя на него:
– Я не имею в виду, что буду шпионить или… или обвинять тебя. Я никогда не хотела быть такой девушкой.
– Это разумные вопросы. Я
И он тоже не хочет, чтобы она была с кем–либо еще.
Она делает небольшой судорожный вздох, больше похожий на всхлип.