Было ли больно вспоминать об этом? Нет, теперь уже не было ничего прежнего. Ни боли, ни той счастливой молодости, ни заливающей и затопляющей всё вокруг звенящей радости, от которой заходилось сердце. Теперь было только мягкое и тёплое прощение и прощание. Тихое и ласковое, как последние, тёплые дни уходящего лета. Ничего острого, ничего сильного. Просто признание и прощение. Не в этом ли главная истина всего происходящего и высшая точка познания всего сущего? Как преддверие бесстрастия, как первая ступенька приближения к Высшему Совершенству, свету и любви? Бесстрастие как состояние доверия, любви и веры. До самоотречения, до отказа от собственной воли и собственного Я. Не это ли высшая степень видения и понимания себя и всего мира? И приближение к осознанию присутствия совершенства, не имеющего ни начала, ни конца, и проявляющегося только как бесконечная вечность света, любви и счастья, присутствия Бога, Творца, Нирваны, слияния с ним и растворения в этом…
Теперь, больше, чем через тридцать лет, зной жарко томил и плавил всё вокруг. Головки цветов с полным доверием и восторгом смотрели на солнце. Почему они не боятся, что оно может сжечь их? Потому, что любят и верят. Вера и любовь создали мир, движут им, спасают и дают жизнь всему. Любовь Творца, вера и любовь творения.
Теперь был жаркий летний полдень. И над меловыми горами, над кудрявыми деревьями правого берега Северского Донца, над его низинным левым берегом, над утопавшим в лесах маленьким городком разносился благовест колокольного звона, возвещавшего начало вечернего молебна в монастыре. На высоком берегу реки золотилась куполами лавра, а Святогорск млел от не спадающего зноя, раскалявшего серый шифер крыш, плавившего асфальт дорог, нагревавшего воду в Банном озере. И только вечно и неустанно текущие воды Донца хранили неизменную прохладу глубины. Приходя из лесов и заводей, протекая мимо меловых гор с невесомым Никольским храмом на белой скале, мимо Свято-Успенской лавры и неподвижных деревьев пологого левого берега, река мерно и неторопливо веками несла свои воды к далёкому морю.
Теперь, более чем через тридцать лет, тот вечер в маленьком белорусском городке, казался таким близким и недавним, словно между этими вечерами не было десятилетий и не прошла почти вся жизнь. Душа не принимала прожитых лет, не ощущала их тяжести, не старела от времени, не забывала ничего из того, что затронуло её. И теперь продолжала звенеть и петь тем милым девичьим голосом, который мягко и нежно лился из радиоприёмника:
О нет, их жизнь не была похожа на полёт лёгкого белого пёрышка, нет. Но их души всегда летели намного легче и выше. На счастливых крылышках их любви.
Теперь он был рядом. После стольких лет и после всего, что они сделали с этой жизнью и как распорядились её щедрыми дарами. Теперь он был таким же, как тогда, в самом начале, более тридцати лет тому назад. С той же молодой, отчаянно смелой и красивой душой, с той же преданностью в глазах и той же горячей готовностью перевернуть ради неё весь мир. Тот же нежный молодой голос, с теми же задушевными бархатными переходами:
А в тот вечер она рассудительно сказала Арине:
– Ты правильно сделала, что не оставила мужа.
Арина не сразу ответила:
– Кто знает?
Они помолчали, и Арина повторила:
– Кто знает, что правильно, а что нет? Все правила придуманы людьми и, следовательно, несовершенны, как сами люди.
Она повернулась и тень от дерева скрыла её лицо. Когда она заговорила, в её голосе была обида и горечь:
– Да разве это правильно? Убить большое и красивое чувство, отказаться от настоящего счастья ради каких-то придуманных людьми правил? Это преступление.
Лиза отрицательно покачала головой:
– Глупо в наше время повторять судьбу Анны Карениной. Ты правильно сделала, потому что вы не были бы с ним счастливы.
– Почему? – в голосе Арины было то ли желание отстоять свою правоту, то ли убедиться в обратном.
– Вы не были бы с ним счастливы, потому что это невозможно и нереально.
– Почему? Почему же ты так считаешь?
Лиза медлила, как бы давая возможность Арине самой ответить на свой вопрос. Но та, терпеливо ожидая ответа, смотрела на неё.
– Нельзя быть счастливым, зная, что добыл это счастье чьим-то горем и страданиями, – сказала Лиза и, угадав, возражения Арины, тут же добавила: – Нет, нет, я знаю, что есть люди, которые переступят через что угодно и им смешны такие причины. Но ты ведь знаешь, что это правда и этот закон не обманешь. Ни ты, ни он, если он такой особенный, как ты сказала, вы никогда не смогли бы забыть об Олеге. Поэтому ты не ушла от него.