(не) зажигай меня

На миг меня охватило острое искушение наплевать на деда и наказы родителей и сказаться больной. Но я ж дала себе обещание быть хорошей девочкой! Поэтому мы молча залезли в карету и заняли свои места: Герхард, я и вдова — на одной лавке, а торговец, степняк и бандиты напротив нас.

Торговец принялся болтать, совершенно не понимая, что он не в лавке, а мы не покупатели. Я бы лучше посидела в тишине, постоянной болтовни мне и дома хватало: близнецов было не заткнуть, но и в этих разговорах был толк. Выяснилось, что бандиты разумеют только галлийский, вдова и торговец немного говорят еще и на славском, а вот франкский знаем только мы с Аязом. И Аяз, похоже, действительно не знал галлийского. Я спросила его, как такое могло произойти. Он, пожав плечами, отвечал, что отец его не велел. А у восточных народов что отец скажет, то сын и исполняет. Я только головой покачала. Меня родители учили многим языкам. Кроме франкского, галлийского и славского, я еще могу понимать катайский (зачем только, если я из катайцев только учителя и видела в своей жизни), а так же скажу несколько фраз на алдейском.

Хотя я ж леди, мне положено. Вон Герхарда языкам вообще не учили, только военной науке. Он славский в нашем доме понимать начал, потому что матушка с младенчества со мной только на славском разговаривала.

Я с прикрытыми глазами слушала, как торговец, стреляя в меня масляными глазками, сказал Аязу:

— Девочка какая хорошенькая! Просто конфетка! А этот здоровяк рядом с ней — неужели муж?

— Охранник, — невозмутимо ответил молодой степняк.

— Так значит, она свободная? — не унимался господин Гренк, или как его там.

Я покосилась на Герхарда. Он был совершенно спокоен и ничем не показывал, что понимает их слова. Отличная выучка!

— Смею полагать, что да, — согласился с соседом Аяз.

— Господа, ваш разговор неприличен! — вмешалась вдова. — Негоже обсуждать девушку, тем более если она не понимает языка!

— А я по-галлийски не разумею, — виновато улыбнулся степняк. — Если бы мог — сказал бы ей сам, что впервые вижу такую красоту.

И уставился на меня. Проверяет.

— У меня что-то с лицом, господин Аяз? — спросила я по-франкски, приглаживая волосы. — Или прическа растрепалась? Вы так смотрите, мне, право, неловко!

— Вы безупречны, Виктория, — от его взгляда я действительно вспыхиваю.

— Я сейчас сломаю ему ноги, — замечает Герхард, и карета будто взрывается.

Все наперебой успокаивают медведя, уверяя, что господин Аяз наверняка не имел в виду ничего неприличного (ах, девушка бы непременно сказала бы, не правда ли?), что смотреть на леди Викторию одно удовольствие, что ничуть не удивятся, если к концу поездки число воздыхателей прекрасной девы превзойдет все ожидания, и прочую ересь. Мне даже жалко степняка, он так растерянно хлопал глазами, очевидно, не понимая, что же произошло. Смилостивилась над ним, пояснив:

— Герхард обещал сломать вам ноги, если вы не прекратите смущать меня своими пылкими взглядами.

— Руки коротки, — неожиданно и смело ответил Аяз. — Вряд ли ему это удастся. А смотреть буду сколько пожелаю.

Я ахнула о возмущения и восторга, но тут же смутилась, встретившись с жадными глазами с одним из бандитов. Он пугал меня до икоты.

— Господин Аяз, что вы думаете про этих двух горожан? — спросила я.

— Да какие они горожане? — фыркнул юноша. — Я больше похож на славского государя, чем они на горожан. Разбойники они самые настоящие.

— Вот и меня они пугают, — призналась я. — Если вздумают напасть — дело может обернуться…

Тут я споткнулась, пытаясь подобрать нужное слово. Жареным? Смертельно опасным?

— Я сумею защитить свою женщину, не переживай, — снисходительно улыбнулся степняк.

Я гневно воззрилась на него: кого это он назвал своей женщиной?

— А вы уже успели сговориться с почтенной вдовой? — ядовито спросила я. — Позвольте принести поздравления!

— Не стоит возмущаться, Вики, — самоуверенно усмехнулся Аяз. — Придется смириться. Ты всё равно будешь моей!

Каков наглец! Я засопела гневно. А в начале показался мне таким приличным молодым человеком! Всё, больше с ним не заговорю.

— Что фырчишь как лисица? — пихнул меня в бок Герхард. — Что он тебе сказал?

Десять глаз уставились на меня с любопытством. Всех интересовало, что сказал Аяз.

— Оставьте меня в покое, — буркнула я, накидывая на голову шаль и опуская ее пониже, так, чтобы на лицо падала тень.

Лучше бы я ждала следующего дилижанса!

7