Жапаров скользнул взглядом по привычным картинам базарной суеты, прошел по рядам и остановился возле любителей кумыса. Взял банку, приложился к ней, выпил залпом половину и поспешил в толпу. Повертелся между прилавками, выбрался на улицу Пастера, дошел до трамвайной остановки. Постоял немного и снова заспешил к базару, будто забыл там что-то. Сделал очередной круг и, сунув под мышку потрепанный черный портфель, который держал до этого в руках, неторопливо опустился на корточки рядом с человеком в полосатом халате. Тот сидел в тени, прислонившись спиной к стене высокого крытого ряда.
— Как дела, Самат? Рано ты пристроился в холодке. Не успела торговля разгореться, а ты уже устал?
Самат лениво поднял голову. По молодому еще лицу трудно было понять: то ли он проснулся, то ли собирается вздремнуть.
— А-а, Кожанияз, привет! — Самат встал, отряхнул полы халата и побрел в сторону. Он прошел метров десять, оглянулся и сделал еле заметный знак Жапарову.
Они вышли на окраину базара. В укромном местечке за туалетом Самат вытащил из-за пазухи коробку папирос «Казбек» и передал Жапарову. Видя, что тог нерешительно мнется, усмехнулся:
— Прячь скорей, все равно здесь не пересчитаешь. Да не бойся… без обмана. Не забудь — там и моя доля, за то, что сбыл товар. Я нашел тут одного человека. Очень богатый. На днях пристали одни, сплавь, мол, золотишко, так я отнес ему. Слова не сказал, взял все триста граммов и тут же отсчитал монеты.
— Он здешний? Где живет?
— Так не пойдет, Кожанияз. Не по правилам. Я назову его адрес, ты сам сговоришься с ним, а я останусь без своей доли?
— Что ты, Самат, я просто хотел узнать, верный ли он человек.
— Не твоя забота. Знай меня — и с тебя будет достаточно.
Жапаров достал из портфеля другую коробку «Казбека», боязливо оглянулся и шепнул на ухо Самату:
— Ладно, будь по-твоему. В этой коробке шестьдесят граммов. Деньги нужны сейчас. Буду ждать там, где ты сидел. Часа хватит?
— Ты что? Машины подо мной нет. Пока доберусь с одного конца города до другого, часа полтора пройдет. Жди через два часа.
— Далековато.
— Пешему не близко.
Самат сунул коробку за пазуху, провел по груди ладонью и зашагал к трамвайной остановке. Время от времени он осторожно озирался по сторонам. Почувствовав неладное, подошел к столбу, сделал вид, что читает объявления, и оглянулся в сторону базара. Увидел Жапарова, тот нагнулся над зажженной спичкой, прикуривая папиросу. Самат перешел на противоположную-сторону улицы, дошел до остановки и встал там. Отсюда весь базар был как на ладони. В густой толпе то тут, то там возникала макушка Жапарова. Похоже, он решил выследить, куда повезет коробку Самат.
Послышался звон, из-за поворота со скрежетом выполз трамвай. Не доезжая остановки, он затормозил, за ним замерли ехавшие следом машины. К задним дверям вагона хлынул людской поток, в нем трудно было заметить Самата, который кинулся к стоявшей «Победе», рванул дверцу и исчез в кабине. Трамвай загрохотал, тронулась с места вереница машин, обгоняя его.
Жапаров остановил такси и поехал за трамваем, думая, что Самат сел в вагон. Он доехал до самого кольца и понял, что одурачен, потому что Самат не вышел ни на одной остановке.
Самат в это время сидел в машине и посмеивался в душе над Жапаровым. Хозяин «Победы» Яков Данилович Тауб каждый день в условленное время приезжал на остановку возле базара. Самат еще раз посмотрел для верности в заднее стекло и повернулся к Таубу:
— Яков Данилович, побыстрее, пожалуйста. Езжайте по улице Восьмого марта, сделаем круг и вернемся на базар.
— Товар у него есть? — Тауб пролетел перекресток на желтый свет, не сбавляя скорости. — Сколько просит за грамм?
— Дал немного. Шестьдесят. Просит по восемнадцать рублей.
— Продает по частям? Значит, имеет запас. Проси еще. Пусть не боится.
— Он хочет встретиться с вами.
Тауб усмехнулся:
— Знаю. Ты не согласился, так?
— Так. Я и не скрываю. Между вами мне кое-что перепадает: червонец от вас, червонец от него — уже жить можно. А если вы сами столкуетесь, с чем я останусь? — Самат положил коробку «Казбека» на переднее сиденье рядом с Таубом. — Золотишко здесь.
— Смотрел?
— Стараюсь не смотреть.
— Почему?
— Боюсь сбиться с праведного пути.
Тауб захохотал:
— Уморил ты меня, Самат! Ну, ладно! Там сзади, за сиденьем, аптечные весы. Подъедем к Алматинке и взвесим твой товар. В нашем деле главное — точность. Тут каждый грамм — деньги, братец ты мой.
— Ни к чему это. Не обманет. А впрочем, дело ваше.
«Победа» затормозила на берегу речки. Самат выбрался из кабины, с тряпкой в руке обошел вокруг машины, внимательно поглядел по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, начал протирать стекло с таким рвением, будто это было кровное его добро.
Через некоторое время из кабины донесся голос Тауба:
— Поехали, Самат. Все в порядке. Ровно шестьдесят, — он обернулся к садившемуся сзади Самату, протянул коробку. — Деньги в коробке. Твоя доля отдельно.
— Что делать, Яков Данилович? Не отстанет Жапаров.
— Я тебе доверяю. Решай сам. Не влипни в какую-нибудь историю.
— Ладно.