Не желаю быть королевой (СИ)

– Не теряйте времени. Сок должен попасть в глаз не более чем через полчаса с момента срыва цветка. То есть у тебя не более пятнадцати минут. При этом сок не должен касаться металла. Лучше всего сразу выдавливать, – вручил Понтер мне цветы.

Татинкор быстро постелил на землю бывший свой пиджак и лёг на него. Воины Икерии немного отошли от нас, что-то делая с лошадьми. На самом деле мне казалось, что они делают вид, а сами наблюдают. Кализ не страдал скромностью, поэтому наблюдал за мной открыто. Понтер же стоял рядом и давал советы. У меня же не получалось.

– Успокойся. Нужно не более трёх капель в каждый глаз, – говорил Понтер. А у меня выдавилась всего одна. Ну как из тонкого лепестка можно выдавить больше?

– Лефания, не переживай. Ничего страшного, – совсем не успокаивал меня Татинкор.

– Может, ты? – обратилась я к Понтеру с мольбой. Мало того, что выдавить за десять минут удалось всего три капли, так я ещё и промазала с одной.

– Ты слишком переживаешь, – сказал Понтер и взял меня за руку. – Смотри. Как я тебе уже сказал, лепесток сворачиваем в трубочку, – свои действия он сопровождал словами, – и давим исключительно на основание, мягко, но сильно.

Прямо на моих глазах он выдавил каплю, но она упала мимо, потому что он не целился. Я чуть не взвыла. Тогда Понтер тяжело вздохнул, покачал головой и проделал всё то же самое, только с моей рукой, то есть его рука и пальцы были поверх моей. Вот в такой позе мы смогли закапать Татинкору глаза. Надо сказать, что он тоже молодец, лежал и терпеливо ждал, стараясь держать глаза широко открытыми.

– Запрокинь немного голову. Минут через пять глаза начнёт жечь. Продлиться может до получаса, – давал указания Понтер, – остальные могут заняться чем-нибудь.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я Понтера.

– Не за что. Если у него сильные повреждения, желательно делать такие закапывания хотя бы дня три. С одного раза эффект будет временным, так же как и с исакой было.

Там, где мы остановились, не было воды, просто лес. Лошадей никто не рассёдлывал, просто отпустили пастись. Кто-то из воинов решил перебрать запасы, кто-то решил сделать растяжку. Только принц Кализ сидел без дела и сводил меня сума своим пристальным взглядом. При этом он ничего не говорил. Я же осталась с Татинкором, просто держала его за руку. Откровенно боялась, что он будет так же сильно мучиться, как от той травы, но нет. Татинкор лишь сжимал мои пальцы, кусал губы и не открывал глаз.

Как только боль его утихла, Татинкор поднялся. Мы опять отправились в путь. Зато я выяснила очень неприятную для себя вещь: дальше на нашем пути будет только одно поле пактуреллы. И выбор был такой: либо мы на сутки задерживаемся около поля, чтобы иметь возможность закапать глаза ещё раз, либо мы оставляем всё как есть, надеясь, что хоть какой-то эффект останется. Меня второй вариант не устраивал, а первый, по словам Понтера, был опасен.

Бунты – это всегда опасно, поэтому оказаться в самой гуще событий мне не хотелось. Зато я пыталась узнать ситуацию полнее, а всё потому, что все мужчины были против задержки, даже сам Татинкор, но я не хотела этого. Мне казалось, что один день в нашем пути ничего не решит, а ему может восстановить зрение. Только описание ситуации и меня не радовало.

– Чтобы вы понимали, что происходит на самом деле, я расскажу более подробно, – начал тогда Понтер. – Наше общество разделено на три класса: аристократия, простолюдины и рабы. Первые два класса есть и у вас, пояснять, думаю, не нужно, а вот рабы вам не понятны. Дело в том, что при таком диссонансе в рождаемости мужчин и женщин наши правители ещё четыре века назад заложили рабство, хотя тогда оно так не называлось. А всё потому, что женихи для новорожденных девочек всегда находились очень быстро, сейчас так тем более, поэтому родители стремились выбрать более обеспеченных или перспективных мужчин, что, в принципе, было естественно. Только всё дошло до абсурда. Однажды оказалось, что все девочки сосватаны за аристократов, то есть для простолюдинов не осталось вариантов. Тогда были первые бунты и первый странный закон о том, что каждая семья, во избежание необоснованного обогащения (потому что родители девочек стали ещё и деньги на воспитание брать), обязана родить девочку, в противном случае сыновья из этой семьи не имели права вступать в брак. Ты можешь представить, что тогда началось.

– Да, у вас был всплеск рождаемости и появилось рабство, – кивнула я.