С Понтером уезжали двое воинов. И когда они вернутся, мы не знали. Мне он тоже пообещал, что скоро возвратится и всё будет хорошо. И я ему верила. Не знаю почему, может быть, мне этого тоже хотелось?
– Принцесса не составит нам компанию? Может быть, споёт для нас? – начал этот тип.
– А у вас есть инструменты? – удивилась я и краем глаза заметила, что Татинкор интенсивно моргает, будто сморгнуть что-то пытается. – У вас здесь так уныло. Ни одного цветочка нет, хотя целые поля изумительно красивых цветов, – надула я губы.
– Цветы надо заслужить, – появилась мерзкая улыбка.
– Песню тоже. В таком унынии и петь совсем не хочется. Вот если бы в моей комнате стояла ваза с тем замечательным цветком, может быть, и душа запела бы. Я же женщина, натура тонкая, чувствительная, тянущаяся ко всему прекрасному. Вот смотрю на этот дом и понимаю: женщины здесь никогда не было.
Во речь загнула. Сама собой горжусь. Главное, чтобы они повелись.
– Вам принесут цветок. Если хотите, всё здесь цветами засыплем.
– Что вы, это будет перебор. Много красоты тоже нехорошо. Всего должно быть в меру.
Ага, ядовитые цветы он в дом насовать решил. Там лица прикрывать на полях, то есть на открытом воздухе приходится, а что будет в помещении? Вот не надо мне этого.
– Так что? Споёте?
– Может быть, я могу что-то рассказать?
– Мы что, дети малые, по-вашему?
– А где дети? Я так понимаю, здесь и подростки должны быть.
– Есть и дети. Подростки на работах, вернутся только вечером, – вставил свое слово другой мужчина, – а вот малыши в своём бараке.
– Малыши? Совсем маленькие? – ужаснулась я.
– Их нам привозят семилетними. Иногда по хозяйству помогают.
– Да, проводите меня к ним, – вдруг решила я. И нет, я не знала, что делать с толпой малышей, но они точно лучше и приятнее взрослых. Этот их главарь вон одним взглядом готов испепелить ответившего мне мужчину.
Малыши жили в относительно приличном бараке. Почему относительно? Да потому, что рядом стояли другие, навевающие мысли о том, что ничто не вечно и пора на покой. В смысле, эти строения готовы развалиться в любой момент.
Когда мы вошли внутрь, малыши сначала замерли кто где был, а потом каждый рванул к своей кровати и вытянулся в струнку. Вот это муштра. Нас бы с братьями так никто не заставил делать, хотя… мы и не на месте этих бедолаг. Я смотрела на них, и слёзы на глаза наворачивались. Ведь эти мальчишки никогда не знали мамы, они брошены и никому не нужны.
На эмоциях, не иначе, я подошла к ближайшему ребёнку и погладила его по голове, по грязным волосам, а он попытался вжать голову в плечи. И такой был взгляд. Да, я разревелась, упала на его кровать, крепко обняла этого мальчишку и ревела. А вокруг была тишина. Когда я подняла голову, поняла, что никто и с места не сдвинулся, а смотрят на меня как… как… даже не знаю, восторженно, опасливо, настороженно.
– Идите ко мне. Я вас обниму. – Держа одной рукой мальчонку, другую я протянула остальным. Только никто не рванул ко мне. Лишь с соседней кровати мальчик решился сделать шаг.
– Мы вас чем-то обидели? – спросил он с опаской.
– Нет. Чем вы могли меня обидеть?
– Не знаю. Вы плачете.
– Мне просто больно видеть, что вы здесь, а не в семьях. Что у вас нет мамы. Ты знаешь, кто такая мама?
– Нет. Зверь какой-то? – появилось на лице любопытство, а меня аж замутило.
– Леди, им не рассказывают этого. Ни к чему. Потом вырастут, всё узнают, – слегка наклонился тот самый мужчина.
– Это ужасно. Просто ужасно. У нас есть приюты для беспризорников, но все они сироты. Если у ребёнка есть хоть кто-то из родителей, ему помогают, государство помогает. У нас целые программы по поддержке семей в бедственном положении. Никто и не думает разлучать детей с родителями.
– Это тоже было не всегда так, – вставил Татинкор. Да-да, Татинкор и двое оставшихся воинов пошли за мной. Только принц Кализ, позавтракав, удалился в свои комнаты. И я не виню его, хоть и не понимаю.
– Я знаю, что мама исправила это. Знаю, что именно она создала и продвинула эти программы. Многие люди благодаря этим программам нашли новую работу, переехали, да просто начали нормально жить. Это точно надо исправлять. Вот так, – я оглянулась на мальчишек, что слушали меня открыв рты, – нельзя. Это бесчеловечно.
– Мы за то и боремся.
– Вы неправильно боретесь. Количество мужей здесь не сыграет роли. Скорее даже усугубит. Понтер сказал, что ваши женщины чаще стали болеть и умирать. Вот эту проблему надо решить в первую очередь. Сохраните хотя бы тех женщин, что у вас есть. Больная женщина не сможет родить здоровых детей. Это законы природы, и тут ничего не исправить. И превращать женщину в машину для рождения новых детей нельзя. Вы просто не представляете, сколько тонкостей в женском организме. Один сбой девушка переживёт, даже два, но три могут подкосить её настолько, что потом уже ничего не спасёт.
– Это нужно объяснять не нам. Я лично шестой раз в жизни вижу женщину. И вы первая, кто со мной говорит.
– Я… – покачала я головой, – даже не знаю, что на это сказать.