— Ты называла меня любимым, Даллия, — шепнул он хрипло. — Ещё никто и никогда не признавался мне в любви. Последние две недели твоего полёта на корабле я всё строил планы завоевания и покорения. Опасался, что не успею, и ты встретишь другого. Уже тогда я понял, что не просто влюблён, а по уши погряз в этом чувстве. Ты так незаметно, быстро и крепко вросла в моё сердце, что я даже испугался. Никогда прежде не любил,
— склонившись, он коснулся моих губ своими нежно, но настойчиво. — Я люблю тебя, Даллия Мортен, и не хочу выглядеть в твоих глазах убийцей.
С появлением Калеба в доме стало веселее. К нам через день звонил тот самый пожилой врач и контролировал процесс излечения. И к сожалению, фразы "здорова" я пока не услышала.
Мой муж оказался мягким, но требовательным лекарем.
Местами просто тираном!
Если я отказывалась делать примочки на глаза — Калеб прикладывал их, пока я сплю. Не хотела пить горькое лекарство, так он присаживался рядом на кровать с кружкой в руках и начинал рассказывать, какая я жестокая и совсем его не люблю. Вот ни капельки. Иначе ради него, распрекрасного, я бы непременно лечилась и с удовольствием пила любую гадость.
И как ни странно, это срабатывало! Я глотала эту противную горечь залпом, лишь бы не слышать его ворчание. И знала ведь, что он нарочно, но поделать ничего не могла.
Но самыми нелюбимыми оказались растирания.
Глядя, как Калеб, стоя надо мной, открывает бочонок с мазью, обречённо вздохнула. Мало того что она нестерпимо жглась, так ещё и воняла безбожно.
— Может, хватит растираний?! — в очередной раз заканючила я. — Уже от кровати неприятный запах идёт.
Муж лишь хмыкнул.
— Док сказал растирать тебя десять дней. Вот и терпи, детка.
Я скривилась, готовая пустить слезу.
— Ну, Калеб, миленький. Нормально же всё со мной. Сжалься, а?!
— Прости, детка, — он вскрыл бочонок, по комнате тут же расползлась вонь как от протухших яиц. — В вопросах твоего здоровья я непреклонен. Сказано две недели втирать эту дрянь, значит, будем делать. Лихорадка даёт сильные осложнения на суставы. С этим не шутят!
— Стоп, милый мой, — нахмурившись, я подняла указательный палец вверх. — Каких две недели? Ты же сказал десять дней.
— Подстраховаться не мешает, — он прищурился.
— Да, лишнее это...!
Покосившись на мазь, готова была разрыдаться. Невыносимый запах, чудовищный.
— И растирания, и на глаза пакетики с травой, — мужа мои жалобы не трогали нисколько. — Я ещё вычитал, что заварка тоже неплохо действует.
— Деспот! — прорычала в ответ.
— «Любящий и заботливый муж» — ты это хотела сказать, сердечко моё?
Наше пререкания прервал приближающийся звук мотора вездехода.
Кто-то подъехал к дому. Послышался громкий топот шагов.
— Даллия! Девочка, отзовись, — голос мистера Петера я не узнать не могла.
Калеб лишь приподнял бровь, когда мужчина влетел в спальню.
Он замер, глядя на меня... на мужа... на банку в его руке.
— Тебе всё-таки всучили это одеяло! — выдохнул сосед. — До меня только утром дошло, чем болела Ненси. И я сразу сюда.
— Калеб Мортен, — муж поставил бочонок рядом с моей подушкой и протянул подполковнику руку.
— Уже знакомились, парень, — напомнил мистер Петер, но ладонь мужу подал. — Не знаю, как ты тут оказался, но рад. Очень рад!
— Примерно неделю назад приехал. Дали уже в бреду металась...
Подполковник сел на табуретку.
— Выпустили? — он снова упёрся в моего мужа взглядом.
— Почти, но всё по закону...— ответ Калеба звучал неоднозначно.
— Вот и хорошо, детали не моя забота. Но внешность, парень?
— Хм, — муж уважительно закивал. Кажется, подполковник сразу смекнул, что к чему. — Тот Калеб Мортен был блондином.
Услышав такое, я только покачала головой. Как же у них там всё наворочено.
— Петер, — послышался из коридора голос соседки, — пожалуйста, скажи мне, что не опоздали. Скажи, что девочка жива.
— Живая я, — чуть хрипло прокричала ей, и тут же закашлялась.
Миссис Ненси несмело вошла в комнату. Вид у неё был плачевный. Волосы спутаны, кожа бледная, глаза красные...
— Удержать в постели не смог, — словно оправдываясь пробормотал мистер Петер. — Одеяло уничтожить нужно. С госпиталя оно. Я сегодня как этикетку нашёл, так за сердце схватился. Вот так решили избавиться от нас. Вспышка эпидемии! А потом бы сказали, что задавили заразу на корню и всего трое погибших. Сожгли бы нас, и все дела.
У меня нет в документах пометки о прививках. В таких местах служил, что моё личное дело лет через пятьдесят в архивах появится. Вот и не отсвечиваю лишней информацией. Заполняя анкету, ткнул только в основные детские прививки, а у Ненси плохая переносимость препаратов. Вот и не стал я настаивать на полном комплексе. А у тебя, Даллия?
— Только детские. Ещё по работе ставили, но я не знаю, что там конкретно. Идти на завод за прививочной картой было лень — указала в анкете только то, что в паспорте.
— Ясно. Лопухнулись они с нами. Не поняли, кто перед ними. Где одеяло? — уже более требовательно спросил подполковник.
— За куполом. На кусты накинул. Сначала сжечь хотел, потом решил — оставлю, чтобы было что предъявить.