Это всё что мне нужно было услышать. Конечно, я не хотела, чтобы дошло до такого ужаса, и буду первая, кто схватит его руку, не позволяя выстрелить. Потому как он нужен мне здесь. Живой и невредимый. И сама мысль, что из-за меня он вернётся в шахты, сводила с ума, но...
Но...
Подняв руки, я обхватила его за шею, зарываясь пальцами в мягкие волосы, собранные в низкий хвост.
— Прости за этот разговор, Калеб. Но он нужен.
— Поверь, я сделаю всё, чтобы они даже не поняли, что им конец.
Прикрыв глаза, я откинулась на его плечо. Несмотря на жуткий страх, мне было так хорошо. Калеб легонько коснулся губами моего виска.
— Ты такая нежная, Дали, хрупкая. Каждый раз, обнимая тебя, боюсь навредить. И всё же, кто рассказал тебе обо мне?
— Это неважно, — повторила я.
— Тринадцать человек, Дали...
— Да и чёрт с ними, — усмехнулась я. — Думаешь, мне их жаль? Что я стану тебя осуждать? Нет, милый. Добропорядочные граждане людьми не торгуют. А бешеному зверью туда и дорога.
— И про работорговлю знаешь? — пробормотал он. — Кто же просветил?
— Мне обидно, что не ты, Калеб. Куда интереснее услышать твою правду, а не версию людей со стороны.
Тяжело вздохнув, я зевнула. Такая усталость накатила.
На горизонте ярко вспыхнула молния, разрезая небо.
Подняв меня на руки, Калеб осторожно уложил в кровать и укрыл одеялом.
От простыней пахло мылом и свежестью.
— Наверное, всё же стоило поговорить, — нехотя признал он. — На улице снова гремит.
— Знать бы прогноз, — я взглянула в окно.
Над куполом нависали тяжёлые тёмные тучи. Ветер раскачивал кроны деревьев, стоящих чуть поодаль от дома. Казалось, они танцуют странный танец, слушая музыку стихии.
— Увы, Люси, ничего не нашла, — взяв мою ладонь в свою, муж сжал её, поглаживая большим пальцем внутреннюю сторону запястья. — На Кеплере это время называют "сезон дождей". Он предшествует затяжному лету...
— Весна, — сообразила я.
— Да, малыш. Поздняя весна. Я закрою купол и прослежу, чтобы девочки забрались в свои кадки. Потом заберусь к тебе под одеялко, и мы поговорим.
— А деду твоему позвонить? — спохватилась я.
— Дай мне хотя бы час, Дали. Старик быстро просечёт, что я не в духе. А он очень не любит, когда я впадаю в ярость.
— Сорвиголова?!
— Импульсивный, да, — муж кивнул. — Но с твоим появлением этого во мне убавилось.
— Ага, — я проказливо улыбнулась, — поэтому после двух дней отсутствия связи ты подорвал шахты. Устроил в тюремной колонии маленький апокалипсис. И примчался сюда.
— Ну, да. Я прождал целых два дня. Прогресс налицо. Дед похвалил, — Калеб, наконец, улыбнулся и, поцеловав меня в уголок глаза, поднялся и вышел.
Тихо посмеявшись, я глубже укуталась в одеяло.
Весна!
О, как я хотела увидеть лето на Кеплере, а ещё лучше дожить до зимы.
— Зелёная! — раздался рык мужа на улице. — Лапушка, да хватит бутоны набивать! Выплюнь эту саранчу. Выплюнь, я сказал! Ловить только то, что в куполе. Пухляш, или счисти всё это с листьев, или спрячь. Я вам не Дали! Сказал не обжираться, значит, исполнять.
— Вояка, — пробурчала я, догадываясь, за кого замуж вышла. Если так дело пойдёт — девочки у него маршировать начнут.
Хлопнула входная центральная дверь, затем верандная.
— Всё, малыш, зелёные по горшкам. Я закинул ещё ящик каура в печь, тебе нужно тепло.
— Забирайся ко мне, — я откинула одеяло.
— Смотри, Дали, не сдержусь, — он прищурился.
Я вернула одеяло на место.
— Такой вид на изящные ножки скрыла.
Калеб со дня прилёта спал со мной на кровати. Мне и в голову не пришло, гнать его на пол. Но с каждым днём его взгляд становился более тяжёлым, а объятия теснее. Кроме того, просыпаясь утром, я ощущала его огромное желание, прижимающееся к ягодицам. Только моя болезнь и, чего скрывать бледный вид да припухшие глаза, сдерживали этого мужчину. Но надолго ли?
— Ноги будем растирать? — он достал бочонок с мазью.
Я поморщилась.
— Надо, Дали, и не думай, что я не заметил, как ты покачнулась на кухне. Завтра весь день в постели!
— Нет! — возмутилась я. — Это просто слабость от резкого движения.
— Детка, не спорь со мной. И на глаза нужно примочки с травками, плохо сходит покраснение.
— Ну, Калеб, ну, миленький...
— Не спорь!
С этими словами он принялся обмазывать меня смердящей пакостью.
— Готово, — услышала я через минутку.
Забравшись в кровать, Калеб спеленал меня в одеяло и обнял.
— Ты расскажешь о том, за что тебя посадили? — напомнила я.
— Не забыла, значит?
— А ты надеялся?
— Да было немного, — он поморщился.
— Калеб?
— Я всё расскажу, любопытная ты моя, — повернувшись набок, он словно навис надо мной. — Мой дед — вояка старой школы. Ты ведь видела его. Он много лет проработал на одном месте. В его подчинении целая станция.
Но что-то пошло не так? — поторопила я его.
— Да, что-то пошло не так. Совсем не так! Его зам развернул деятельность, не вполне законную. Подсовывал нужные бумаги деду. Тот, считая его другом, подписывал не глядя. Как текущую документацию, — муж снова умолк, подбирая слова.
— А там?
Никогда не любила длинные объяснения. Всегда торопила рассказчика и никак не могла избавиться от этой привычки.