(не) Желанный покровитель

Но все это потом. Сейчас важнее спасти Ваську и Ангела. Зачтется мне это или нет, плевать! Люди не должны погибать из-за алчности сбрендившего ублюдка.

Скорые подъезжают одна за другой, и я легко запрыгиваю в салон одной из них, где уже на носилках лежит Ангел.

– Пульс есть? – спрашиваю насупленную фельдшерицу.

– А вы ему кто? – смотрит прямо в глаза. Видимо, в ее системе координат я совершенно не вяжусь с кандидатом в жмурики.

– Брат, – цежу сквозь зубы.

– Пульс нитевидный. Состояние критическое.

– Довези его живым, сестричка, – прошу я. – Отблагодарю всех. И за того мужика в соседней машине.

– Тоже родственник? – охает она.

– Муж сестры, – киваю устало. И взглянув на неподвижного бледного Ангела, прошу.

– Только живи, слышишь?

72. Жизнь продолжается

Анна 

Желание обвенчаться приходит нам с Глебом одновременно. В небольшой кладбищенской церкви мы держимся за руки и, не скрывая горя, глядим на восковое застывшее лицо Василия Демина.

Мне до сих пор не верится, что здорового и веселого папу Васю обвели вокруг пальца. Накормили клофелином и сдали вурдалаку Ордынцеву. Как поймали Ангела, пока неизвестно. Но в отличие от Демина, он пришел в себя. Сотрудники небесной канцелярии бдительнее хранят своего тезку. Ангел выздоравливает. Только молчит все время. Это и понятно. Ни в какой голове не укладываются зверства Ордынцева. Еще работает следствие. Но уже и так ясно, что нам с Глебом лишь чудом удалось избежать расправы. Ночами меня мучают кошмары. Мне снится один и тот же сон. Будто я не смогла удрать и лежу в белом саване между Васей и Ангелом. Мои крики рвутся через ткань, облепившую лицо. Но кроме меня самой их никто не слышит. Каждый раз я просыпаюсь в руках Глеба. Муж прижимает меня к себе и тихонечко шепчет.

– Все, Анечка, все. Ты в безопасности!

Среди малочисленных родственников мы выходим из церкви, где отпевали Василия. Глеб сжимает мои пальцы и жарко шепчет на ушко.

– Анька, давай обвенчаемся. Вот попаду я на тот свет и буду тебя ждать…

– Я приду, – киваю серьезно. – Только хочу обвенчаться в Егоршинской церкви. Позовем самых близких…

– Я Костика возьму в шаферы, а ты Стелку…

– Лишь бы они не подрались прямо в церкви, – улыбаюсь печально. Позволяю мужу усадить меня в черный Мерседес, строгий и траурный.

– Что-то не хочется к могилке ехать, – морщится Агурский. – Мы уже с Васькой простились. Давай заглянем к Павке, и домой. Ася ждет.

– Конечно, – киваю я и, увидев новый памятник из белого мрамора, прячу лицо на груди у мужа.

– Ты тогда вовремя успел, – шепчу, садясь на лавку. – А мне даже в голову не приходило, с какой стороны ждать беды. Неслась как дура…

Глеб привычно прижимает меня к себе. Кажется, мы уже давно сплелись в одно целое. Расцепить нас, конечно, можно. И силой развести в разные стороны. Но, клянусь, мы оба погибнем в разлуке.

– Да, успел, – скупо кивает муж и продолжает со вздохом. – Я должен тебе кое в чем признаться.

Думает, переведя невидящий взгляд на небо.

– Не надо, – глажу по руке любимого мужчину. – Я знаю про телефон. Ордынцев сказал.

– Он же мне его и всучил. А я, дурак, поверил, что это Лешин девайс…

– Какая уже разница, – фыркаю я, подходя к памятнику. На белом мраморе выбита фотография Павла. Черными штрихами нанесен портрет моего первого мужа. Он смотрит на нас с печальной улыбкой. И я, прикоснувшись к теплому камню, бережно веду рукой по родному лицу.

– Ты его любишь? – тихонько спрашивает Глеб. Замечаю, как в глазах пробегают сомнение и легкий страх. Наверное, трудно конкурировать с покойником. Но Агурскому и не надо.

– Люблю, – признаюсь, слабо улыбаясь. – Любила… И всегда буду лелеять в душе воспоминания о нем. Но Павлик – мое прошлое. А ты – настоящее и, я надеюсь, будущее.

С опаской заглядываю в суровое лицо Глеба. Сейчас, после всех бед, нет смысла ссориться и ревновать к покойнику. Мы столько пережили вместе.

– Я люблю тебя, – Агурский в полшага оказывается рядом. Сгребает в охапку. Хрипло шепчет на ухо какие-то глупости. А я, прижавшись к нему, смотрю на Павку.

«Одобряешь?» – спрашиваю мысленно.

«Благословляю, – проносится с легкой усмешкой. – Самый лучший из всех возможных вариантов».

Не разжимая объятий, мы с Глебом возвращаемся обратно на лавку. Так и сидим под ярким июньским солнцем. Думаем каждый о своем и никуда не торопимся.

– Я виноват перед ним, – кивает Агурский со вздохом. – Если б я вел себя как цивилизованный человек, вы бы не рванули в Калининград. Под каким предлогом Ордынцев вышел на Павку, мы никогда не узнаем. Но он воспользовался нашей ссорой.

– Никто не виноват, – шепчу я, хватая обеими руками ладонь мужа. – Мы заплатили непомерную цену, Глеб. Но кто знает, что предпринял бы Ордынцев, если б мы не разругались. Рядом с тобой был маньяк, одержимый жаждой наживы. Вычислить такого трудно. Почти невозможно.

– Согласен, – бурчит Глеб, обнимая меня за плечи и прижимая к себе. – Он вел какую-то свою игру. Подчас безумную и абсолютно нелогичную.