(не)жена для бандита (СИ)

Я действую четко и даю команды Хану спокойным уверенным голосом. По нему нельзя догадаться, что внутри у меня творится кавардак.

А кавардак и правда запущенный…

Вдруг вспоминаю, как мы познакомились с Олегом — я получала в этот день диплом, и все цвета радуги переливались и искрились в моем сердце. Он просто не мог пройти мимо такой открытости миру, а я не могла не обратить внимание на юморного, смешливого парня, не жалеющего на девушку денег и времени.

Но тут же вспоминаю, как он стоял с перекошенным от злости и ярости лицом, вцепившись в мое свадебное платье. Помню, как от напора его жестких пальцев лопнула нитка жемчуга на груди, и бусины покатились по полу с характерным глухим стуком. Помню его слова, которые никогда не выветрятся из моей памяти, моего сердца. «Ты мне не интересна как женщина»…

Что ж, сегодня я, похоже, буду интересна тебе как врач…

— Все, я закончила. — Вытерев пот со лба, бросаю ножницы в железную миску, к остальным хирургическим инструментам и пуле, которая, слава богу, не задела легкое.

От усталости и нервного напряжения немного дрожат руки и очень сильно болит голова — так часто бывает, когда настигает отходняк после тяжелого дела, требующего сильнейших умственных энергозатрат. Я не снимаю маску, чтобы не было видно лица, иначе все волнение, которое никак не проходит от встречи с Олегом, будет раскрыто.

Хан, который сидит у входа на стуле, внимательно следит за моими действиями. Во время операции он выполнял все четко, все, что бы я не попросила, и мне кажется, что у него явно есть медицинское образование. Чувствуется навык, сильная рука, и он совсем не боится крови и вида внутренних органов.

— Этому человеку, — показываю я на Олега, из которого только что извлекла настоящую пулю. — Нужно в больницу. Если он не попадет туда, может быть все что угодно: потеря крови, заражение. Вы же понимаете, что в таких походных условиях, даже с наличием большого количества нужных хирургических инструментов, такие операции не производятся.

Стягиваю латексные перчатки. Они по очереди с резким хлюпом отпускают мою руку, и Хан вздрагивает, выходя из задумчивости.

— Когда он очнется?

— Не могу сказать, часов пять точно не сможет открыть глаза и сказать хоть что-то.

— Это слишком много. Целых пять часов!

Он резко встает на ноги и проходит в кухонную зону. Достает из шкафа небольшое ведро, наливает воду. Быстро несет его по направлению ко мне, к пациенту, и вода по пути его следования разбрызгивается в стороны, реагируя на интенсивность шагов.

Понимаю: еще секунда, и он выплеснет содержимое прямо на него…

— Ты что хочешь сделать? — не веря до конца в то, что происходит, спешу наперерез, решив грудью закрыть несчастного, на чью долю выпало и без того немало страданий, к которым не хочется добавлять пробуждение после операции от ледяной воды от какого-то безумца.

— Где ваше человеколюбие, здравый смысл? — вопрошаю я, скорее у неба, скрытого под темным потолком, видевшего всю несправедливость, творившуюся здесь, чем у этого огромного человека с тяжелой аурой. — Мало того, что этого мужчину пришлось оперировать черт знает как, так ты его угробить сейчас хочешь?

Я даже перешла на визг — нервы дали о себе знать: после неожиданной встречи со своим прошлым, после тяжелой операции, после боязни навредить, после сильнейшего умственного прессинга не думаю, что другой на моем месте реагировал бы иначе.

Хан только окинул меня мрачным взглядом, даже чуть брезгливо сжал губы.

— Нам нужно, чтобы он пришел в себя как можно скорее, поняла? — мрачно цедит этот страшный человек, снова делая шаг вперед. От резкого движения ведро, немного накренившись, пускает тонкую струйку прозрачно-голубой воды на пол. Ежусь от плохого предчувствия и от этой схватки взглядов. Понятно, кто должен выйти победителем: явно не я.

— Ты не сделаешь этого, — неверяще качаю головой. С ума сойти: он только что ассистировал мне, помогая спасти человеку жизнь, и уже через какое-то время готов рискнуть, подвергнуть его испытанию, только бы добиться какой-то информации? Да что с ними такое вообще?

Он же в ответ хмыкает: показывает, что ему все равно на мой псевдо-воинственный вид, на мою подбоченившуюся позу, на мой дерзкий взгляд, которым я хочу прожечь дыру в его руке, которой он держит ведро с водой.

— Посторонись, — хрипло говорит он и берет ведро за дно, поднимая его обеими руками. От ужаса выпучиваю глаза, дергаюсь вперед — прямо наперерез этому мужлану, в отчаянном порыве пытаясь закрыть собой Олега.

И прямо в этот момент он размахивается, сдвигая ведро чуть назад и тут же резко вышвыривая его содержимое вперед.

От ужаса визжу — ледяная, невозможно холодная вода болезненно толкается в грудь, окатывает тысячами ледяных иголок кожу, пробирается под ткань больничного халата, футболки, брюк, белья. По инерции чуть не лечу назад, упираюсь ногами в пол, чуть сдвинув левую ногу назад, чтобы сдержать равновесие.

— Да ты с ума сошел! — кричу я на него, убирая мокрую прядь, прилипшую к щеке, за ухо. — Ты рехнулся!