— Ладно, оставлю вас, — отдал жене Мию, которая не хотела отпускать меня, цеплялась и хныкала. Поцеловав дочку, пошёл в спальню.
Пока поднимаюсь по лестнице, ответил ему:
— Надеюсь, у вас есть, чем порадовать?
— Обижаешь, — слышится его вкрадчивый голос.
— Не томите…
— С тебя обвинения сняты. И как я уже говорил, Тарасов не станет заявлять на жену, но при условии, что та ляжет на лечение, и развод всё равно состоится.
— Она созналась в содеянном?
— Созналась — не то слово, там паранойей попахивает… Догадаешься, какие причины толкнули на этот поступок?
— Ревность… деньги… Что?
— Здесь скорее подходит определение «одержимость», в том самом болезненном смысле. Татьяна заказала своего мужа с единственной целью, чтобы тот пострадал и превратился в инвалида, в «овощ», в кого угодно, лишь бы не достался ни одной женщине… И была уверенна в своей правоте. Тине хотела насолить заодно, которую считала соперницей… Представляешь?
— М-да… — я не нашёлся с ответом. Какие-то слова тут не уместны.
— В любом случае, реальный срок ей не грозил: признали бы невменяемой и отправили бы на принудительное лечение.
— Ясно. Спасибо за новости.
— Не за что. А ты решил что-нибудь насчёт другой проблемы? Мне вмешаться?
— Я наберу вас в ближайшие дни…
— Давай. Созвонимся, — он отключился.
После разговора с Филиппом Абрамовичем, я задумался над термином «одержимость», ведь то, что творится в моей душе и мыслях — называется именно так…
2.26
Глеб… Смотрю на него, внимательно изучая и слушая, и пока не могу определиться со своим отношением к «жениху» сестры. Всё в нём правильно: воспитанный, вежливый, учтивый, тактичный, образованный, с чувством юмора. И главное — любит Ксюшу. По крайней мере, так говорит. Казалось бы, ничто не должно меня напрягать… а всё равно напрягает…
Нет, я не ревную и не придираюсь намеренно, пытаясь найти хоть какие-то недостатки в этом «идеальном до тошноты мужчине»… чёрт…
«Хорошо, сознаюсь. Ревную» — всё-таки она моя единственная родная сестра. Разница в возрасте между нами — тринадцать лет. Я хорошо помню, как родителям тяжело далось её рождение и как все тряслись над ней. А когда отца не стало, то я заменил его…
Для Ксюши я — и отец, и брат, и старший друг. Хочу точно знать, кому её доверяю, какой человек будет рядом с ней, чтобы не обидел, не предал, не причинил боль…
«За неё порву, кого угодно, перегрызу глотку…»
Теперь понимаю, что так сильно беспокоило сестру — моё неодобрение. Пусть даже не сомневается: так и будет, если увижу фальшь в поведении Глеба.
Никогда глобально не лез в личную жизнь Ксюши, но что-то в её выборе меня не устраивает…
Именно это собираюсь выяснить. Поэтому пригласил Глеба на разговор. Он охотно согласился.
И хоть я уже успел многое узнать об их знакомстве, всё равно считаю необходимым переспросить. Есть версии для всех, а мне нужны подробности. Вдруг будущий родственничек что-нибудь скрывает? Имеет корыстные цели? Или выдаёт себя не за того?
— Значит, вы работали вместе над одним проектом? — ещё раз уточнил. Если он будет путаться в своих ответах, то неискренность сразу выплывет наружу.
— Да, — уверенно ответил Глеб. — Общее дело нас сблизило.
Меня передёрнуло внутренне от слова «сблизило», ведь в голове возникают отталкивающие образы, о чём я предпочел бы не думать и не видеть, тем более: как моя сестра, которую привык считать маленькой девочкой, занимается сексом. И пусть она давно выросла, пока не могу отпустить её в «свободное плавание». Опять же, впервые случилось так, что Ксюша не поделилась изменениями в личной жизни.
«Опасается моего вмешательства?» — правильно. Если узнаю нечто такое, что повлияет на мнение о нём, то этим отношениям не бывать.
— Кто твои родители? — я налил нам по рюмке коньяка, одну протянул ему.
— Это не самая интересная и приятная тема… — он сделал щедрый глоток.
— Их нет в живых? — задал неудобный вопрос, но без этого никак.
— Живы, здоровы и неплохо существуют, — вздохнул Глеб, потом добавил, — порознь друг от друга. Я стал не нужен родителям после того, как они развелись, воспитывался бабушкой. Отец работал заграницей, видел его раз в полгода, а мать активно устраивала личную жизнь, потом вышла замуж и тоже уехала в другой город, родила ребёнка… Мне не нашлось места рядом с ними. Оба навещали изредка… И сейчас почти не общаюсь с родителями. Мы чужие люди.
— Прости… — да уж, действительно, неприятная тема. Никогда не понимал, как можно бросить своих детей и спокойно жить, спать по ночам…
— Знаю, зачем делаешь это… — он смотрит со всей серьёзностью.
— Хорошо, если так, — можно не церемониться и поговорить начистоту.
— Я, правда, люблю Ксению, — не первый раз произносит.
— Как давно вы встречаетесь?
— Почти полгода.
«И она молчала столько времени…» — неужели, я настолько перегибаю в отношении неё, излишне давлю и опекаю, что сестра считает меня деспотом, предпочитая не делиться новостями.
— Ты был женат? Есть дети? — интересуюсь дальше.
— Нет. И не собираюсь жениться. Это касается и детей тоже — не хочу их иметь, — неожиданно заявляет.