«Ничего удивительного, — отвечал Либих. — Нагревание изменило свойства ферментного вещества, потому-то и нет брожения».
Пастер в ответ на это оставлял нагретое вино на некоторое время в соприкосновении с воздухом — и в нем начиналось брожение, потому что бактерии попадали в вино из воздуха.
«Это пример действия кислорода», — отвечал Либих.
Гипотезу, выдвинутую Берцелиусом, Либих превратил в стройную и гибкую теорию, которую он постоянно дорабатывал в свете новых научных открытий. Вдобавок Либих был блестящим оратором, а любой выдающийся оратор в глубине души немного демагог. Другой бы на месте Пастера уступил или пошел бы на компромисс, но Пастер был невероятно упрямым человеком. Он видел, что идет по правильному пути, и не собирался ни останавливаться, ни поворачивать назад.
Слабые удары валят большие дубы[144]
. На тринадцатом году полемики с Пастером Либих написал брошюру о брожении, которая на самом деле была посвящена разоблачению «возни» Пастера. Да — возни. «Исследование Пастера дробится на возню с отдельными деталями, — писал в брошюре Либих. — Главное, общее для всех этих процессов, упускается из вида…» Под «главным» он имел в виду свою теорию.Пастер отвечал лаконично: «Процесс брожения есть явление, которое вызывается микроорганизмами и сопровождает их жизнь и деятельность».
Сокрушительным ударом по теории Берцелиуса и Либиха стало открытие Пастером брожений, которые происходят без участия кислорода, потому что вызываются микроорганизмами, не нуждающимися в нем.
Исследованием брожения Пастер занимался около двадцати лет. К окончанию этого срока от теории Берцелиуса и Либиха и камня на камне не осталось. Пастер доказал ее ненаучность полностью и со всех сторон. Либиха к тому времени уже не было в живых. Он умер побежденным, но не сдавшимся, так и не признавшим ошибочность своих взглядов.
Заодно с исследованиями брожения Пастер открыл и описал множество разных микроорганизмов, доказал невозможность их самозарождения[145]
, разработал метод предохранительных прививок от таких опасных заболеваний, как сибирская язва и бешенство, предложил технологию обеззараживания пищевых продуктов, получившую название пастеризации…Но главнейшим научным достижением Пастера стала микробная теория инфекционных заболеваний, в создании которой также участвовал немецкий врач Роберт Кох, открывший возбудителей сибирской язвы, холеры и туберкулеза[146]
. Считается, что в микробиологию Коха привела его жена Эмми, подарившая ему микроскоп в день рождения. Коху понравился подарок, и он понемногу втянулся в исследования микромира. Разумеется, это всего лишь легенда, исторический анекдот. С таким же успехом Кох мог бы стать прославленным охотником на львов, если бы жена подарила ему ружье. На самом деле молодой доктор Кох никак не мог найти своего места в медицине. С частной практикой у него не складывалось, служба в армии тоже не приносила удовлетворения, а путешествиями в микромир он увлекся еще до того, как получил от жены столь ценный подарок. Именно что ценный. Микроскоп в то время стоил примерно столько же, что и хороший автомобиль в наши дни.Пастер и Кох работали порознь, но в одном и том же направлении. Пастер был ведущим в этом тандеме, а Коха можно считать его последователем, но последователем самостоятельным, проводящим свои отдельные исследования.
Свела их вместе бактерия, вызывающая сибирскую язву. Ее чаще называют бациллой, что тоже верно[147]
. С этим микробом произошла история, достойная внимания Шерлока Холмса.Первыми увидели тонкие палочки в крови животных, умерших от сибирской язвы, французские врачи Казимир Давейн и Пьер Рейе. Было это в тысяча восемьсот пятидесятом году. Давейн и Рейе тогда не поняли, что перед ними — возбудитель заболевания. Лишь спустя тринадцать лет, будучи знакомым с работами Пастера, Давейн сообразил, кем были увиденные им «палочки», и сделал сообщение об этом. Но у него (а заодно и у Пастера) нашлись оппоненты, которые экспериментировали с кровью животных, ставших жертвами сибирской язвы. Эту кровь, в которой не было палочек, вводили кроликам. Кролики заболевали и гибли, однако в их крови палочек не обнаруживалось. Эту кровь вводили здоровым кроликам, которые тоже заболевали и гибли… Но палочек в крови все равно не находили.
Вывод напрашивался сам собой — увиденные Давейном палочки никакого отношения к сибирской язве не имеют. Оппоненты были настолько любезными, то есть настолько уверенными в своей правоте, что пригласили Давейна принять участие в их экспериментах. Давейн принял приглашение и убедился, что оппоненты правы.
Знаете, что отличает настоящего ученого от человека, интересующегося научными исследованиями? Настоящий ученый, будучи уверенным в своей правоте, ищет доказательства ее подтверждения даже в том случае, когда ему предъявляют убедительнейшие контрдоводы.