Не жить

Сто – это шок, отупение, неспособность мыслить, невозможность ничего контролировать, край вселенной, конец мироздания. Ты сжег все чувства, все нервы и растворился в океане безумия. Если ты выжил при ста эмоциональных градусах, тебе нечем больше ощущать. Ты – овощ. Все, что у тебя есть, – это недоуменно стучащее невпопад сердце. Мозга нет. Кто переживает сотню, никогда больше не радуется и не тоскует. Потому что замыкается круг и наступает абсолютный ноль…

Хочешь жить – держи пятьдесят градусов. Это очень просто. Человечество выдумало великолепнейший инструмент для поддержания эмоциональной температуры еще несколько тысяч лет назад и пользуется им до сих пор. Это элементарная вежливость. Волшебные и бессмысленные слова…

Из ванной комнаты я вышел в халате и прошел на кухню. Настя хлопотала, накрывая на стол. Увидев меня, немного смешалась:

– Доброе утро, еще полминуточки, Петр Алексеевич! Посидите пока…

– Да ладно… Здравствуй, Настя… – сказал я, прошел к холодильнику, открыл его и достал пластиковую бутылку тана.

– Пожалуйста, – с космической скоростью она закончила накрывать.

Я оглянулся. Подошел к столу и слегка дернул за краешек скатерти – исчезла меленькая складка. Настя вспыхнула. Я ничего не сказал и сел есть яичницу с беконом и зеленью.

– Петр Алексеевич, – вдруг тихо начала она у меня за спиной, – вы недавно мне сказали… в общем… я подумала… я согласна.

Я указал пальцем на стул справа от меня, дескать – сядь, но она села не на соседнем, а через один.

– Это хорошо, Настя…

Она сидела, спрятав обе руки под стол.

– Ты девственница? – спросил я, наливая себе белый тягучий тан в стакан.

Она опять покраснела и покачала головой:

– Нет.

– Да не красней ты. Я не ханжа – просто хочу знать. Разве это плохо – знать все?

– Нет…

– Тогда хорошо… Проблемой меньше. Только я тебя сразу должен предупредить… Семья – это стая. В стае определенный порядок. Если его нет, то и стаи нет. Поняла?

Настя кивнула головой.

– Я не злой. Но мы вдвоем выполняем правила. Я – свои. А ты – свои. Так что возьми тарелку и тоже поешь чего-нибудь.

– Я не хочу… – покачала головой домработница.

– Правило первое – едим мы вместе. Едим, общаемся, решаем мелкие проблемы, договариваемся, слушаем друг друга. Это даже не я придумал. Так было всегда и у всех. Если мы не едим вместе – мы уже не стая. Правильно?

– Правильно, – робко посмотрела на меня Настя, но уже с улыбкой, и взяла тарелку.

– Правило второе – спим мы раздельно. В разных комнатах. Человек во сне должен быть свободен. И в безопасности. А заниматься сексом будем у тебя. Сколько тебе его нужно, кстати?

Настя посмотрела на меня растерянно. Я улыбнулся:

– Ну, раз в неделю, два? Только давай так – мы говорим друг другу правду, и только правду. Иначе не стоит это все затевать. Так сколько?

Моя ласточка закрыла глаза и отчаянно сказала:

– Каждый день… У меня давно никого не было…

– Хм, – улыбнулся я, – в тихом омуте чего только не водится… Ладно, каждый день… Диету тогда сама разработаешь – я тебе доверяю. Ну что, тогда правило третье, – я отпил тан из стакана, – секс на стороне исключен! Договорились?

Настя открыла глаза и быстро закивала:

– Согласна…

– Да дело не в морали. Просто притащишь инфекцию, потом будем вместе лечиться – кому это надо? Я вот проституток вызываю раз в две недели – снять напряжение. Ни руками, ни губами не дотрагиваюсь, презервативы, мази всякие там. Сразу в душ. Надоело. Но если ты не будешь на сторону ходить, а я больше не буду их вызывать, то проблема решена. Теперь правило четвертое, самое для тебя легкое – домашнее хозяйство ведешь ты. Ты им и сейчас занимаешься, но мы плюсуем плату за свет, воду, текущий ремонт и так далее – разберешься. Соответственно, правило пятое – я делаю все крупные дела и зарабатываю деньги. Не против? – улыбнулся я.

– Нет…

– Ну и хорошо… Правило… хоть и шестое, но ты его на первое место поставь – никаких детей! Вообще. Никогда.

– А если… – попыталась возразить домработница и покраснела.

– Настя! – твердо сказал я. – Если я говорю «никаких» – это значит «никаких». Это значит, что ты проверишься и поставишь себе спираль, а если спираль не поможет, ты сделаешь себе один аборт, а если беременностей будет сто – ты сделаешь себе сто абортов, и я даже не собираюсь это все обсуждать. Нет в мире ничего страшнее младенцев – это я тебе как бывший детдомовец говорю. Хочешь иметь у себя в тылу диверсанта – заведи себе короеда! – Я даже повысил голос, но при этом всего лишь улыбался.

– Уж лучше операцию тогда… – тихим голосом проговорила Настя.

– Ну или операцию. В общем – иди куда там у вас… в консультацию что ли, в центр какой и выясни все. Деньги – не вопрос. Ну и последнее… – Я замолчал и посмотрел сначала вниз, потом ей в глаза.

– Что? – вдруг испугалась Настя и заморгала.

– Джек, – напомнил я. – Ты его помнишь? – Она кивнула. – Так вот помни всегда. Я не убиваю просто так. Только за дело. Другими словами, ты не должна мне вредить. Впрочем, теперь – и себе тоже. Мы ведь одна стая? Правда? – жестко просверлил я ее взглядом. Она побледнела и кивнула:

– Да…

19