Не жить

Иногда я сильно ненавижу. Смертельно.

Вообще-то я тоже этого не люблю. Ненависть состоит из одних сплошных минусов и не приносит никакой пользы. Если ты хочешь кому-то зла – этот человек умрет. Если тебе кто-то желает того же – умрешь ты. Рано или поздно мы все умрем. А кто-то из-за ненависти вообще не родится. Так зачем ненавидеть? Просто когда тебя накрывает злоба, ты уже ничего не можешь сделать. Вчера еще ты молился, просил понимания, слушал ближнего. От тебя исходил свет. А сегодня тебе никакой свет не нужен. Зло сжигает тебя заживо, и тебе не надо никого понимать, потому что есть только одна правда – твоя. Благородная ярость, священная война. Мы все умрем, повторяю.

Хороший плохой… Когда я настоящий, в конце концов?

Последние лет двадцать я даже не задумывался решать проблему добра и зла. По простой причине – у меня ее либо не было, либо я ее подсознательно избегал. Подозреваю, что так поступает большинство. Подозреваю, что большинство не попадает в запредельные ситуации. Подозреваю, что запредельные ситуации слишком редки, чтобы к ним готовиться.

Сдается мне, именно поэтому стада африканских антилоп не трогаются с места, когда близлежащие львы препарируют сотоварища. Ведь опасности больше нет. Пока лев сыт, антилопе ничто не угрожает.

Ничто.

Но рано или поздно придется срываться с места. Набирать полную грудную клетку кислороду, мчаться в липком ледяном ужасе, звеня копытами и взметая тучи жгучей смертельной пыли.

Тяжелые львицы, зоркие стервятники, смеющиеся гиены…

Всё против тебя.

Человек, бывает, умирает и своей смертью. В отличие от антилопы, для которой это музейная редкость. Он может даже планировать жизнь, и иногда – когда Бог непостижимо то ли приглядывается, то ли, наоборот, отворачивается – планы осуществляются. Ты плывешь по предсказуемой жизни на устойчивой лодке, и тебе кажется (эфемерно и незаслуженно), что ты – капитан.

«Титаники» завсегда выглядят непотопляемыми. У них такая роль. Внушительная и обманчивая.

Да что там корабли!

Ведь за пять секунд до падения и авиалайнер великолепно смотрится.

А за минуту до лобового столкновения стритрейсеру кажется, что он управляет всей звездной Вселенной.

За час до мировой войны женщины с удовольствием беременеют.

И за день до конца света никто не подозревает, что жизнь уже навсегда и бесповоротно изменилась…

Смотреть в зеркало опасно, ибо иногда там можно увидеть себя.

Либо не увидеть никого, потому что против физики не попрешь.

Пришел стрелять – стреляй, а не говори.

Иначе добро победит добро.

А зла никто не узнает…

1

Тридцать восемь лет, девяносто пять килограммов, метр восемьдесят пять от пяток до макушки, два высших образования, пять собственных компаний, две – почти собственные, а также дремучее незнание того, где находится печень. Это краткий портрет условно положительного героя по прозвищу Гиря, а по паспорту Гиреева Владимира Геннадиевича. Все остальное особо не имеет значения, поскольку даже средненькая фантазия легко дорисовывает, что он ест, где он живет и на чем он ездит. А вот то, что у него имеется красавица жена и бойкий шестилетний сынок, – это для сюжета важно.

Большую часть времени глаза у Влада улыбаются, как у всех представителей семейства кошачьих. Жестко, лукаво, пронзающе. Мир перед ним стелется, как дорога торная. По центру подметенная тысячами колес, по краям вся в снежных обочинах. Весна скоро. По календарю, впрочем, уже весна, да природа календарей не читает. Несется слева двойная сплошная полоса, льется неутомимо. Влад пересечет ее, не задумываясь, если понадобится.

Блестящие карие глаза улыбаются, глубокие, бездонные, неутомимые. Злая, всепроникающая веселость в каждой клеточке тела. Ему бы самому за рулем, да горяч больно, потому и сидит на заднем сиденье справа, думает.

Запел, заверещал сотовый с музыкой от Гали-секретарши. Двадцать пять лет, пятьдесят пять килограммов, метр шестьдесят, одно неоконченное высшее, феноменальная память, на зарплату не жалуется.

– Да, Галчонок? – Влад поправил на ухе сбившуюся блютус-гарнитуру.

– Владимир Геннадиевич, Глеб Николаевич на линии. Будете говорить?

– Давай! – рявкнул Влад, самую малость помедлив.

Улыбка на полсекунды превратилась в смех и тут же затаилась.

– Да, Глеб!

– Сука ты, Влад… Я думал, ты друг! Ну, пусть не друг – пусть знакомый хороший… был. А теперь что?

– А что теперь! В бизнесе друзей нет. Партнеры есть. Ты где?

– У себя в кабинете. Ах, извини! – усмехнулся Глеб. – У тебя в кабинете. Он же теперь твой.

– И что делаешь? Только честно!

На том конце разбили что-то стеклянное и ответили:

– Я вот что делаю, Влад… Я думаю.

– Давно? Полгода тупил, а теперь думаешь?

– Я думаю – то ли тебя убить, то ли себя… – перебил его Глеб.

Везучий, бесшабашный Влад! Дорога перед ним стелется. Полоса двойная сплошная, запретная. Пересекать никому нельзя… Но ему можно.

– Ха! – улыбнулся Влад. – А давай вместе решим? Примешь? Мне минут пятнадцать езды…

– Не боишься? – поинтересовался Глеб.