Не жить

И тут зазвенел сотовый. Гиреев вздохнул и достал телефон. Неизвестный номер. Бывает предчувствие, бывает подозрение, бывает вероятность. Все это не имело к Владу никакого отношения. Он точно знал, кто звонит, еще до того, как ответил. Он даже не стал ничего говорить, а просто поправил клипсу, сунул руки в карманы и стал смотреть на причудливо струящуюся воду. Рваная закрайка делала бег воды прихотливым. Неподвижные, еще не утонувшие рыбаки вмерзли в лед по осени. Пройдет немного времени, и их, как всегда, будут спасать с оторвавшихся льдин. Потом им поднимут веки и разотрут водкой. Ничего не меняется.

– Алло, – произнес безмолвно смеющийся голос, – Влад?

– Нет, твою мать, папа римский! – равнодушно ответил Гиреев.

– А чего молчишь?

– А чего говорить?

– Ну не знаю… «Слушаю», например.

– Лень. Надо – вот ты и говори…

– Хм… – почти удивленно помолчали на том конце, – я думал, ты меня спросишь про Колю. Впрочем, ладно, я сам расскажу. Сидит, играет, не голодает. Хочет к маме. Почему-то к ней. К тебе нет. Удивительно, правда?

– Пошел в жопу…

– Да ладно. Я все время думал, даже в детстве. Все хотят пап, а скучают сплошь по мамам. По папам никто не скучает, их просто хотят. Ну не знаю, как вещь, что ли. У тебя такого не было?

– Не помню.

– Я еще больше не помню. Ни папу, ни маму. Знаешь, они сначала как символ. Они не могут быть плохими, грязными, подлыми… Они как солнце. Вокруг такое свинство, несправедливость, жестокость, боль, но это все легко пережевывается, потому что где-то есть родители. Они придут, и станет не больно и не страшно. Где-то тебя любят, а значит, все вот это – временно. И страдание, и одиночество, и неприкаянность. Можно терпеть дни, недели, месяцы. Потом мозг не выдерживает и придумывает себе виртуальных родителей. Они, конечно, богатые, красивые и знаменитые. У них не может быть перхоти, кариеса, плохого запаха, грязных ногтей или глистов. От них исходит сияние, и ты живешь с памятью о них еще пару лет. Пока не приходит осознание, что это все не более чем сон. И вот наступает момент, когда они умирают внутри твоего мозга. Распадаются. Ты их сам расчленяешь. Как надоевшую игрушку… Дальше твой путь очень прост и понятен. Ты не был на Дальнем Востоке?

– Нет…

– Есть такая рыба – ротан. Пресноводный бычок. Он там водится. Чем больше растет, тем больше голова, а главное – пасть. Непропорционально. Самые крупные вообще практически состоят из одной головы. А все потому, что, чем больше пасть, тем больше вероятность, что твоя голова в другую не попадет. Им ведь все равно, кого есть. Абсолютный хищник. Не успел от родителя убежать – ты уже внутри него. Эволюция – самый главный закон природы, Влад. В общем, если в озере растительности немного, то попавший туда ротан сначала уничтожает всех рыб другого вида. А потом, поскольку жрать нечего, питается собой. Круговорот родительской любви. И ты знаешь, там все ротаны очень упитанные. Так появляются на картах озера с названиями типа «Большое Ротанье», «Малое Ротанье». Там нет ничего, кроме ротана.

– При чем тут рыбы?

– Да так, вспомнилось. Я тебя просто хочу разрушить. Вывести из равновесия. Разозлить. Чтобы ты на стены лез, кричал, ругался, выяснял, почему ты, а не кто-нибудь рядом.

– Зачем?

– Да у меня в жизни нет никаких переживаний. Ровно все. И, признаюсь, скучно.

А так… ты злишься, у меня хоть какое-то развлечение… Кстати, ты как собираешься от себя избавляться? Знаешь, эффектно разогнаться на автомобиле, да в опору. Или в стенку. Можно с моста спрыгнуть. Но, думаю, ты стреляться будешь. Это проще… Я угадал?

– Угадал. Какой у меня сейчас пульс, Камень?

– Не знаю. Я пульсомер дома оставил. Мне он зачем? Надо будет – проверю. А сейчас я и так знаю, что ты жив.

Солнце, лед, снег, ледяная вода, свежий ветер, дрожание пальцев, стук в ушах, мелкий песок в глазах, голые деревья, мокрый асфальт, светлячки в центре головы и жгучий шепот сквозь зубы:

– Сука!!! Я тебя мертвый найду, гондон, я тебя на куски порежу, я тебя живьем сожгу, тварь!!!

– Браво… Ну, я, пожалуй, перекушу… До связи, Влад…

26

Года три назад Лысый отказался платить. Взял, скотина, деньги раз, другой, сначала без проблем отдавал, потом проценты с трудом, потом и этот ручеек пересох. А благотворительность мне чужда, как и сам Лысый в принципе. Раз предупредил, два, потом пришел к нему лично в офис, где у него даже секретарши не было.

Сидит, сопит, мрачно так смотрит и говорит:

– Я не могу сейчас. Хочешь жди, хочешь не жди… Хочешь – воевать давай. Веришь, нет, уже все равно. Вот вы у меня все где! Неделю уже не сплю…

Смотрю – действительно на пределе. Глаза красные, галстук мятый, на рубашке пятно от кофе. Дышит тяжело. Что с ним делать? Крутанулся на кресле и говорю:

– Давай хором подумаем. Выход всегда есть. И потом – деньги я на тебе потерял, не правда ли? Хотел поднять, а потерял. Время идет, проценты растут… Квартира у тебя на что?

– Не моя квартира-то. Тещина…

– Ага, – усмехнулся я, – машины на воинскую часть оформлены, а дача на собачек. Я тебе не налоговая служба, Лысый. Все сроки прошли.