Не живу, Не дышу, Люблю

— Он в душе. Что-нибудь передать? Или ты сама уже все поняла, мышка?

Тишина оглушает меня. Я сбрасываю звонок. Предательство — это всегда больно. Хоть в первый, хоть во второй раз. Сижу на диване и смотрю в одну точку. В голове пустота, я уже понимаю, что я должна сделать.

Мелодия телефона разрывает тишину и моё сердце. Эта песня стоит у меня на одного человека.

— Алиса, привет. Я задерживаюсь на работе, но скоро буду. Все хорошо? — у Кирилла такой ровный голос, как будто ничего не происходит.

— Да, Кирилл. Все хорошо. Почему задерживаешься?

— Появилось срочное дело, нужно доделать.

Вот теперь у меня нет сомнений. Я даже не замечаю, как начинаю плакать. Медленно поднимаюсь наверх, иду в гардеробную, достаю чемодан. И начинаю складывать свои вещи. Их не очень много, если компактно все уложить, то не нужно будет возвращаться сюда ещё раз. Мне нужно уйти отсюда до того, как Кирилл вернётся. Нет сил видеть его. Я не знаю сколько времени потребуется мне в этот раз для того, чтобы переболеть и отпустить. Я уже опытная, должна справиться.

Вроде бы все. Остался только ноутбук и телефон. На кухне лежит блокнот для записей, тупо пялюсь в чистый лист, какие последние слова можно написать тому, кто предал тебя.

Не буду ничего писать. Мне нечего ему сказать. Просто оставлю ключи на столе.

Я выхожу из дома и бреду по улице. В нашем районе всегда такая тишина и спокойствие. Сейчас это действует мне на нервы. Мне нужно движение, энергия, жизнь, иначе я и сама застыну в своём состоянии.

В гостиной стоят два больших чемодана.

— Мама? — на секунду от удивления я даже забываю о себе.

— Алиса, я улетаю утром, возвращаюсь в Москву. Самолёт в шесть.

— А где папа?

— Уехал. Сегодня у кого-то из мэрии день рождения. Отмечают в ресторане.

— А он знает?

— Нет. Возможно, в течение нескольких дней заметит. А ты почему с чемоданом?

— Я лечу с тобой. Можно?

23

— Кирилл, Кире очень плохо. Она заболела. Просит, чтобы ты приехал. Ты сможешь? — теперь я вынужден отвечать на все Викины звонки, что немного раздражает, особенно учитывая, что она сама меня бесит. Знаю, что нужно относиться к ней спокойнее и терпимее, но пока не всегда выходит.

— Если очень просит, то приеду, — делаю вдох-выдох, чтобы успокоиться.

— Я была бы тебе очень благодарна, — Вика кладёт трубку, а я смотрю на часы. Я как раз собирался ехать домой.

Думаю звонить Алисе или нет. Я же вижу, как непросто ей дается то, что теперь мне приходится общаться с ребенком. Я и сам ещё до конца не привык к этому. За последние недели Алиса сильно отдалилась, чувствую себя виноватым перед ней, но исправить и поменять ситуацию у меня вряд ли получится. Я просто навещу Киру, посижу с ней десять минут и поеду. Алисе скажу, что был на встрече, чтобы лишний раз не травмировать её. Не хочу расстраивать её.

Кире и правда плохо. Она лежит на кровати, укутанная в одеяло.

— Привет, — она тянет ко мне свои маленькие ручонки. Это непередаваемые ощущения видеть, как у ребёнка горят глаза при виде тебя. В родительстве есть свои плюсы. — Посидишь со мной?

— Конечно. Для этого я и приехал. Я привёз тебе твой любимый торт-мороженое. Когда выздоровеешь, сможешь съесть его.

— Спасибо, — она слабо улыбается. Видимо, уже растратила всю свою энергию.

Я сажусь рядом и глажу её по голове. Кира вся горит, я не очень силен в детских болезнях, но ей и правда очень плохо.

— Вика, это нормально, что она такая горячая?

— Температура очень высокая. Я дала ей жаропонижающее, должно помочь.

— Может нужно вызвать врача или скорую?

— Это обычная детская простуда. Я прекрасно знаю, как её лечить.

— Хорошо, тебе виднее, — я поправляю Кире одеяло, она выглядит сонной. Неожиданно она широко открывает глаза, а в следующую секунду её рвёт прямо на одеяло и мне на руку заодно.

— Я все уберу. Можешь сходить пока в ванную. Кирочка, вставай, я поменяю белье.

Я достаю ключи и телефон, кладу их на тумбочку и иду в ванную. А вот и минусы родительстве, оказывается дети болеют, и самое страшное, что ты не можешь помочь и облегчить страдания ребёнка. Я почти не болел в детстве, не знаю, как так получилось, видимо слишком много времени проводил на улице, поэтому был хороший иммунитет.

Рубашка почти не пострадала, я быстро застирываю рукав водой, по неосторожности делая только хуже.

Часы показывают половину десятого, наверное нужно позвонить Алисе. И что сказать, я у Вики дома, а она забарикадирует мне дверь в знак протеста, или какие там ещё у девушек могут быть способы выразить недовольства.

Я выхожу из ванной, Вика сидит на кресле, такой улыбкой можно освещать улицу не хуже фонаря.

— Кирилл, снимай свою рубашку, я сама все сделаю.

— Не стоит. Постираю дома.

— Это займёт десять минут. Ты же не хочешь, чтобы твоя мышка что-то заметила?

— Алису не трогай, — я послушно снимаю рубашку, десять минут и правда ничего не решают. Вика выходит из комнаты, а я беру телефон и набираю Алисин номер.

— Алиса, привет. Я задерживаюсь на работе, но скоро буду. Все хорошо?

— Да, Кирилл. Все хорошо. Почему задерживаешься? — мне кажется, будто у неё странный голос.